Нобелевский гламур

Мария-Анна ГУЩИНА

Несмотря на всю мою горячую любовь к латиноамериканскому роману вообще и к Марио Варгасу Льосе, в частности, недавнее известие о присуждении прославленному перуанскому классику Нобелевской премии по литературе вызвало у меня странную гамму чувств, в которой смешалось нечто диаметрально противоположное.

Казалось бы, это безусловно радостное событие – премию дали человеку, который заслуживает этого уже лет –дцать как. Но нет! Что-то все-таки колеблет светлое чувство радости за одного из самых любимых писателей. И этих «что-то» даже несколько. Но главное из них – почему дали только сейчас, а не положенные –цать лет назад?..

Ведь именно его первые книги — «Город и псы», «Зеленый дом» и «Разговор в соборе», до сих пор считаются лучшими. Опубликованный в 1963 году роман «Город и псы» мгновенно приобрел скандальную известность (публичное его сожжение теми, кто безошибочно узнал себя в прототипах героев, изрядно подлило масла в огонь), «Зеленый дом» 1967-го года принес Льосе первую литературную премию и до сих пор считается нарратологическим шедевром. В общем, масштаб перуанского таланта был понятен практически сразу. С тех пор прошло сорок с лишним лет…

За это время Нобелевские премии получили несколько латиноамериканских авторов: Мигель Анхель Астуриас на сорок три года раньше, чем Варгас Льоса, Габриэль Гарсиа Маркес – на двадцать три, Октавио Пас – на двадцать. Нет-нет, я отнюдь не считаю, что на месте кого-то из них должен был быть Льоса! Просто он мог бы давно пополнить этот ряд. Однако по каким-то причинам до сего года этого так и не случилось. То ли квота на латиноамериканцев всякий раз исчерпывалась, когда дело доходило до Льосы. То ли, чтобы убедить Нобелевский комитет в своем праве на премию, надо было последние двадцать лет заниматься активной общественной деятельностью, остро высказываться на злободневные политические и социальные темы и… не писать ничего, хоть сколько-нибудь сравнимого с первыми книгами.

Вторая гипотеза, судя по всему, ближе к истине и от этого вся история с Нобелевской премией приобретает неприятный оттенок «политизированного гламура». Ведь и дали-то ее «за детальное описание структуры власти и за яркое изображение восставшего, борющегося и потерпевшего поражение человека». Что ж. Нобелевскую вижу, а где «по литературе»?

Но, так или иначе, приговор оглашен, и реакция на него русской читающей публики тоже понятна и предсказуема – «Наконец-то!» Несмотря на то, что неудачливыми соперниками Льосы были Евтушенко и Ахмадулина, за перуанца радуются, как за своего. А он и есть в каком-то смысле свой – в нашей стране ведь был в свое время самый настоящий бум латиноамериканской прозы, и живы еще те, кто в 1970-80 годы читал, любил и, что немаловажно, отличал друг от друга многочисленных латиноамериканцев. А любовь к Льосе, благодаря его политической позиции, в СССР чуть ли не пропагандировалась. Так что отзывы, общий смысл которых сводится к упомянутому «наконец-то», вполне понятны.

О Варгасе Льосе мгновенно вспомнили, заговорили, принялись читать или перечитывать. И, казалось бы, опять же надо радоваться такому успеху любимого автора, однако другое «что-то», немного мешающее этой радости, — это странное ощущение утраты чего-то сакрального, личного. Раньше любовь к творчеству перуанца была показателем некой «интеллигентской избранности», повышенного интеллектуального уровня, если угодно, а сейчас – просто банальный книготорговый мейнстрим. Отдельные стеллажи со всевозможными изданиями Льосы, украшенными аляповатыми наклеечками, сообщающими о лауреатстве, стоят теперь в каждом книжном. И пользуются неизменным успехом!

Почему-то кажется, что, раз люди пошли читать, скажем, «Зеленый дом» только после того, как им по телевизору рассказали, что Варгас Льоса – хороший писатель, ибо – нобелевский лауреат (именно такое направление вектора причинно-следственной связи), то они его точно не поймут, или, что еще хуже, поймут не так. Наверное, это такое детское чувство ревности – «это же мой друг, больше никто не имеет права с ним играть!» А может, в этом чувстве есть и что-то более взрослое и интуитивное…

И, вроде, Льоса не поменялся, и твои вкусы остались прежними, но что-то не то. Как будто затаенная обида на писателя за то, что его теперь читают толпы. Как в старом анекдоте про елочные игрушки глазами взрослого – «такие же, как в детстве, но не веселят»…