За и против паранджи

Михаэль ДОРФМАН

Ещё несколько лет назад я бы не подумал, что кому-то интересно размышлять о парандже. Я паранджу никогда и не видел. Разве только в кино, в советских документальных фильмах 20-х годов о Средней Азии. Там показывали, как большевики освобождают трудящихся женщин Востока от «наследия прошлого». Мой друг, убеждённая практикующая мусульманка, не возражающая против чадры и носящая открытый традиционный платок (хиджаб), сказала, что и сама не против запретить этот ватный халат с ложными рукавами и волосяной сеткой, который надевали на женщину в Средней Азии. До паранджи дело пока не дошло, а вот хиджаб, а за ним бурка, чадра и никаб возвращаются в нашу жизнь и вызывают бурю страстей.

Саркози против Первой поправки

В начале апреля французские власти начали вводить в жизнь запрет на ношение закрывающих лицо никаба и бурки. В отличие от Италии, где против женщин, носящих никаб, иногда применяют закон 1970-х годов, запрещающий появляться на публике в масках (принятый в борьбе с левыми террористами из Красных Бригад), во Франции решили назвать вещи своими именами. Ведь большинство французов считают появление на улицах в никабе и другой ритуальной одежде, закрывающей лицо, угрозой светскому характеру Французской республики.

Президент Франции Николя Саркози заявил, что никаб – средство унижения и новая форма порабощения женщины. «Бурка не приветствуется во Франции. Мы не можем смириться с присутствием женщин, упрятанных в тюрьму бурки, лишённых их гордости и их личности…», — пояснил президент.

В мусульманских странах новость приняли по-разному. Хотя прошли времена, когда арабские националисты-насеристы и баасисты срывали чадру и никабы на улицах. В некоторых мусульманских странах ношение подобных головных уборов, даже не закрывающего лицо хиджаба, запрещено в общественных местах. В Сирии этот запрет лишь недавно был подтверждён. В мусульманском мире кипят народные протесты против собственных властей. Женщины в хиджабах и никабах часто выступают заводилами демонстраций в Иране, Египте, Тунисе, Йемене и Палестине, и вовсе не выглядят порабощёнными. По крайней мере, на экранах телевизоров. Да и к женщинам-демонстранткам не принято применять тот же железный кулак, как против демонстраций мужчин, чтобы ещё больше не накалять атмосферы. Всё-таки между мужчинами и женщинами в мусульманских странах пролегла чёткая линия, которую лучше не переступать, чтобы не вызывать ещё большие проблемы.

Во Франции живёт крупнейшая в Европе мусульманская община, и мусульманские круги выражают протест против мер правительства. До сих пор борьба проходила цивилизованно. Пока не происходили обещанные различными экстремистами кровавые беспорядки, теракты и бурные демонстрации.

Не понимают запрета хиджаба и в Америке: ни консерваторы, ни либералы. Бывший генпрокурор Нью-Йорка, а ныне телеведущий на CNN Элиот Спицер недоуменно спросил мусульманскую правозащитницу и активистку, поддерживающую запрет никаба, мол, как же так, это же противоречит Первой поправке! Большинство американцев твёрдо уверены, что Первая поправка к Конституции США о свободе слова, собрания и вероисповедания, со всеми её толкованиями, как и вся американская конституционная система, является универсальным эталоном демократии. Вариантов здесь не предполагается. Хотя в Америке применение Первой поправки о свободе слова и вероисповедания оборачивается на практике полной свободой денег, рекламы, пропагандой вредных для здоровья людей и общества вещей.

Выйди на улицу голым

Я впервые столкнулся с проблемой хиджаба, когда жил во Франции в начале 1980-х. Никаб тогда ещё не носили. Да и сейчас, среди без малого пяти миллионов мусульман во Франции, лишь около двух тысяч его надевают. Поначалу женщины, носящие хиджаб, казались мне более чем странными, вызывали отторжение. Однако вскоре я обзавёлся друзьями-мусульманами и начал понимать сложность ситуации. Многие женщины-мусульманки среди моих друзей – иранки, курдянки или арабки ничем не отличались в одежде от французских студенток. Зато мужчины, особенно выходцы из Северной Африки, открыто насмехались над женщинами, надевавшими хиджаб. Про таких рассказывали разные скабрезности, уничижительно звали шалика, что на магрибском арабском – половая тряпка. И действительно, в некоторых мусульманских странах чадра часто используется проститутками как рабочая одежда, замечательно помогающая им сохранять анонимность.

Женщины в никабах появились в моей компании позже, когда я помогал в организации помощи алжирским эмигрантам, спасавшимся от жестокой гражданской войны, развязанной светской националистической хунтой, свергшей власть победившего на демократических выборах исламистского блока. Беженцы были разные – строго соблюдающие обряды мусульмане и утончённые интеллектуалы, получившие европейское образование. Их преследовали обе стороны.

Нынешнее французское законодательство, запрещающее никаб, удовлетворяет, может быть, французского обывателя, нейтрализуя критику правых и фашиствующих сил, однако ничего не делает для интеграции в общество этих женщин. Благородная защита достоинства женщины и действительно симпатичных ценностей французского образа жизни порой оборачиваются для таких женщин не защитой, а делегитимацией их религии и их права на выбор. Неприемлемо, когда государство запрещает людям что-то носить, будь то никаб или жёлто-фиолетовый ирокез. Западное общество всегда обращалось к мусульманам с призывом к толерантности (как в случае с датскими карикатурами на пророка Мухаммеда), к свободе и демократии. Когда же дело заходит о свободе и толерантности на Западе, то их подавляют всей силой государства.

Мнения правозащитников раскололись. Запрет никаба поддержали и  некоторые мусульманские правозащитницы и феминистки. Одна из них, египтянка Мона Эльтахауи из Колумбийского университета, считает, что никаб надо бы запретить повсюду, а не только во Франции. Впрочем, я встречал Мону в платке тоже. Она утверждает, что это вопрос выбора, хочу надеваю, хочу нет.

«Никаб – это совершенно иное, — говорит Эльтахауи. — Никаб – это часть женоненавистнической идеологии, лишающей женщину всех прав, кроме права надевать никаб. Опасно для самого ислама связывать благочестие с сокрытием женщины. Что касается государственного запрета, то государство постоянно что-то запрещает, скажем, появляться в общественных местах голым даже в цитадели свободы слова Америке….».

Я сам когда-то попробовал пройтись так по Парижу в компании единомышленников, и думаю, что относились к нам так же, как относятся к ношению никаба. Только полиция нас не уговаривала, как им приказано в случае мусульманских женщин, а забрала и оштрафовала. В США за­пре­ще­но по­яв­лять­ся в ба­ла­хо­нах и мас­ках, по­сколь­ку это на­по­ми­на­ет о тер­ро­ре Ку-клус-кла­на. Да и другие коды одежды, хотя и не исходят от государства, но являются обязательными. У меня в офисе лежат несколько  книжек из разных фирм, с кем я работаю. Там строго предписывается форма одежды, в которой надлежит появляться на работу.

Когда же сами мусульманки, выбравшиеся на Запад в поисках свободы, пытаются спорить с утверждениями консервативных кругов, то их попросту исключают из дискуссии (в лучшем случае), как недостаточно благочестивых. В худшем случае это может повлечь и более серьёзные проблемы со стороны всяческих экстремистов.

Либерализм сдаётся

Моне Эльтахауи есть что сказать о расизме правительства Саркози. Либерализм сдаётся под расистским нажимом правых. И не только во Франции. Она организовывала демонстрации против исламофобии, стояла в пикете в защиту мечети в Манхеттене в самых разгар исламофобской кампании в США летом 2010 года. Она обвиняет также консервативные мусульманские круги в женоненавистничестве, в стремлении использовать либеральные и антиклерикальные французские законы в целях клерикальных и реакционных. «Надо сопротивляться как светскому расизму и исламофобии, так и религиозному мракобесию», — говорит Эльтахауи.

Такие примеры есть. Рахшандра – эмигрантка из Пакистана, работает в магазине, где я иногда покупаю пряности и сласти. Я несколько раз был свидетелем, как женщины-покупательницы что гневно выговаривали ей. Рахшандра рассказывала мне, что земляки её укоряют и за то, что вышла замуж за американца, и за то что «показывает своё тело», и за другие грехи. Бывало, жаловались её хозяину, но тот неизменно поддерживал её. Бывало, подходили на улице с оскорблениями, кричали ей «ведьма». Рахшандра боится за себя, боится за свою работу, за своих детей, но не желает покрывать лицо или волосы.

Доктор Тадж Харджей говорит, что нигде в Коране нет никаба или бурки, что это культурное уродство, наследие доисламских времён, заимствование из Византийской и Персидской империи, где в женщине видели имущество и закрывали это имущество от чужих глаз. Он даже устроил публичное сожжение бурки, чтобы возбудить дискуссию. «Это культурная тряпка, — заявил он – мизогиния, средство власти над женщиной». Харджей – имам мечети Ортодоксальной мусульманской конгрегации и председатель Мусульманского образовательного центра в Оксфорде (Англия). Он считает, что бурка может быть запрещена, а своих многочисленных критиков называет мусульманскими маккартистами.

«История сама по себе ничего не меняет, — говорил мне Ан-Надж Талиб Абд ур-Рашид, имам мечети Мусульманского Братства на углу 113-й улицы и авеню Святого Николая в Манхэттене. — Необходимо, чтоб сами афроамериканцы осознали свою историю в Америке и себя как равноправную, самобытную и неотъемлемую часть американского общества… Мы должны самоопределиться, — говорил он, открывая шкаф, где висело несколько завернутых в пластик традиционных арабских блуз галабийя. — Видишь, я перестал одевать их лет пять назад, когда понял, что они не выражают того, кто я есть». Вместо этого имам носит длинную тунику угольного цвета, принятую среди американских мусульман уже много десятилетий: «Это часть нашего стремления создать своё культурное своеобразие. Что-то не арабское. Ведь я – не араб, не выгляжу, как араб и не разговариваю, как араб. Я не думаю, что надо обязательно одеваться, как они или выглядеть, как они, чтобы быть настоящим мусульманином». Это интервью, сделанное в своё время для одного мусульманского российского журнала, привело меня к знакомству с российскими мусульманами. Один читатель писал тогда: «Проблемы аккомодации черных мусульман удивительно схожи с нашими; а когда обнаруживаются совпадения в конфликтах «мы» и «они» у тех, кто есть твердь американского Ислама, с нашим боем за место под Солнцем, это нас обнадёживает».

Ношение мусульманских уборов, как ни взгляни, не наносит ущерба другим людям. Потому довольно трудно рационально объяснить, почему именно никаб  надо принести в жертву общественному согласию, освобождению и комфортным чувствам большинства. Во Франции уверены, что можно.

Друг моих студенческих лет Гюстманэ сейчас занимает важный пост в одном из тегеранских министерств. Я помню её совсем другой, в брюках и майке, с копной густых чёрных волос. Теперь она в строгой чадре, полностью скрывающей фигуру. Не знаю, смогла бы она сидеть вот так с посторонним мужчиной в кафе тегеранского отеля, но мы встретились во Франции после многих лет.

«Я надела и ношу чадру не потому, что этого требует иранский закон. Я хотела быть полноправным членом исламского общества. Я могу носить чадру, могу надеть что-то другое. Однако есть много женщин, которые, исходя из своей религиозности, считают необходимостью покрыть лицо. Так почему не дать им этой возможности, не принять их как полноправных граждан в обществе? В светские времена иранского шаха консервативное иранское большинство предпочитало держать дочерей дома. После исламской революции в университетах ввели раздельно образование и миллионы женщин из очень консервативных семей пошли туда учиться, приобрели образование и профессии. Кровавая ирано-иракская война, унесшая более миллиона мужчин. Эти женщины заняли их места, смогли реализовать себя в жизни… Разумеется, есть проблемы, есть сопротивление, но так всегда в жизни…Тем более нельзя отчуждать этих женщин, ведь их в Европе совсем мало. И это никак не поможет женщинам в мусульманских странах…».

Где кончается толерантность?

Разумеется, в мусульманском мире есть принуждение, террор. Крайнее проявление – это терроризм моджахедов «Талибана» против женских школ, покушения и убийства женщин, не соответствующих их понятиям о том, как прилично выглядеть. Это строгие законы Исламской республики Иран и Саудовского королевства, ограничивающего не только  внешний вид женщины, но и её право на передвижение. В мусульманском обществе хватает проблем.

Тарик Рамадан, внук основателя организации «Братья-мусульмане» и профессор на кафедре современных исламских исследований Оксфордского университета считает, что «нынешние действия французских властей, как и аналогичные подвижки в других западноевропейских странах, ничего общего не имеют с проблемами исламского общества». Интереснейшая книга Тарика Рамадана «Быть европейским мусульманином» вызвала множество споров. Он утверждает, что европейские мусульмане составляют отдельное и самобытное религиозно-культурное меньшинство в европейском обществе, а не являются конгломератом приезжих диаспор. Рамадан фигура спорная. Неоконсерваторы считают его чуть ли не идеологом терроризма. Среди мусульман мнения о нём тоже разделились.

Для иллюстрации разнообразия мнений, скажу, что во время написания статьи мой друг, профессор ведущего российского вуза, занятый изучением современного мусульманского мира, счёл нужным предупредить меня, что «му­суль­мане не счи­та­ют Ра­ма­да­на своим». Тем не менее, он интересен. Думаю, и меня не все считают своим в тех отраслях, о которых я пишу. Петербургский востоковед Анжелика Победоносцева говорит, что Рамадана собираются пригласить в Петербург поделиться своими соображениями об интеграции мусульман в Европе. «Фраза «Рамадана мусульмане не считают своим» означает что «Рамадан не из нашей тусовки». Российский ислам находится на отшибе, поэтому обладает соответствующими особенностями: в соседнюю деревню не ходи, тьфу на них, там не настоящие мусульмане… Но вот в нашей деревне! — говорит Раиса Вергиз из РГГИ — Все же модернизация затрагивает и российский ислам. Мусульмане, неиспорченные тусовочными грантами и семейными связями, пытаются найти свой выход. Например, есть работа Самира Алескерова «Два почерка в Коране«, где он, так сказать, чистит Коран от Мухаммеда. Сходу могу вспомнить ещё Тауфика Ибрагима, он, как мне кажется, по духу близок Рамадану».

«Это политическое решение, — говорил Рамадан в интервью на БиБиСи. — Если мы хотим решить эти проблемы, то должны заняться просвещением… Всё происходящее во Франции и по всей Европе – это очень тревожные симптомы не только для европейских мусульман, но и для всех европейцев… Это попытка показать, что они сопротивляются мусульманскому присутствию в Европе, и не имеет ничего общего с ограничением свободы. Ведь среди женщин в никабе есть много обращённых в ислам, выбравших это самостоятельно — как жизненный путь… Они покушаются на символ религии, чтобы ударить саму религию… Да и что они будут делать с жёнами королей и принцев, приезжающих во Францию? Они что, им тоже запретят носить никаб?».

Действительно, с исполнением закона есть проблемы. Полиция берётся за искоренение никаба безо всякой охоты. У них нет полномочий, которые были у советских коммунистов, сторонников Ататюрка или баасистских социалистов в арабских странах. Закон говорит, что по первому разу необходимо арестовать нарушительницу и провести с ней воспитательную работу. Если не поможет, то следует оштрафовать на 150 евро. А если выяснится, что женщину принуждали к ношению никаба, тогда уже мужу угрожает штраф до 30 000 евро и до двух лет тюрьмы.

Во время прежней кампании борьбы с хиджабами в школах французские власти ради равенства запретили также иудейские ермолки-кипы, и ещё какие-то христианские символы. Так может запретить заодно и рясы священников? Сторонники запрета хиджабов считают, что нет. Стажировавшая в Стам­буль­ском уни­вер­си­те­те Ан­дже­ли­ка По­бе­до­нос­це­ва рас­ска­за­в ин­те­рес­ный слу­чай, когда в ответ на за­прет хи­джа­ба в Тур­ции, жен­щи­на об­стриг­ла на­го­ло во­ло­сы, отметила, что «надо со­от­не­стись с кон­крет­ным со­ци­аль­но-куль­тур­ным фе­но­ме­ном при­нуж­де­ния, нера­вен­ства и на­си­лия над жен­щи­на­ми, ре­аль­но су­ще­ству­ю­щим в му­суль­ман­ском мире. Су­ще­ству­ют си­ту­а­ции, когда жен­щи­ны от­ка­зы­ва­ют­ся от ме­ди­цин­ской по­мо­щи из-за необ­хо­ди­мо­сти по­ка­зать лицо чужим, когда жен­щи­на не идет го­ло­со­вать (ведь по ша­ри­а­ту сви­де­тель­ство од­но­го муж­чи­ны при­рав­ни­ва­ет­ся к сви­де­тель­ству двух жен­щин)».

В 80-е годы во Франции я познакомился с замечательными школьницами в хиджабах и понял, что их ношение может стать средством протеста против дискриминации в школах, но ещё больше против мужского шовинизма их отцов и братьев в довольно светских, однако далеко не либеральных эмигрантских семьях. Девочки хотели оставаться во французских общественных школах, а не идти в мусульманские, где никто не мешал им носить хиджаб. Зато соблюдение религиозных кодов и правил помогало им сохранить собственное достоинство, позволяло держать дистанцию и защищало от самодурства, давало легитимацию быть самим собой, не быть чьим-то имуществом.

Притеснение, унижение существует во всех религиозных группах, однако в современных дискуссиях если об этом упоминается, то лишь вскользь, а кончается всё осуждением именно ислама за желание мусульман носить хиджаб, бурку, стоить минареты в Швейцарии или мечеть неподалеку от разрушенных терактом башен-близнецов в Манхэттене. Интересно, что и Тарик Рамадан, и Мона Эльтахауи обвиняют в попытках сделать женщину незаметной, унизить её. Только каждый обвиняет в этом другую сторону: Эльтахауи – мусульманских защитников никаба, а Рамадан – европейских противников.

Мы верим в мультикультурную идею, прекрасно осознавая, что мультикультизм граничит с фундаментализмом. Возникает и ещё вопрос, а где предел нашей толерантности? Если терпимо отнестись к никабу и парандже, то как тогда быть с другими обычаями, неприемлемыми в западном обществе, скажем, с многоженством или обрезанием девочек? Как и никаб, про женское обрезание в Коране ничего нет, однако около 100 миллионов женщин в мире живут с последствиями этой процедуры.