При американской корпоративной свободно-рыночной модели один процент сверхбогатых живёт при коммунизме, зато все остальные – при капитализме.
Мы сидим на террасе в доме моей тётушки Барбары в городишке Уотерлу, штат Иллинойс. По-русски, наверное, надо бы сказать Ватерлоо, в честь легендарной деревни во Фландрии. С веранды открывается вид на бурлящую Миссисипи. Старый фермерский дом, собственноручно построенный 50 лет назад её мужем и тестем на высоком холме. Крепкий дом зажиточных немецких фермеров, банатских швабов (Banater Schwaben), изгнанных из Кикинды в Югославии режимом Тито в 1946 году.
Наводнение не угрожает тёте Барбаре. Река разольётся на лежащие внизу земли их бывшей фермы. Она и их 12 детей распродали эти земли подрядчикам, которые построили там типичный американский пригород (субурбия). Пригород выглядит как образцовая американская мечта, хорошо знакомая нам по голливудским фильмам. Через день-два разбушевавшаяся река здесь сметёт всё – домики, школы, коммерческие центры-mall.
Вашингтонский корреспондент израильской газеты Хаарец Наташа Мозговая как-то удивлялась, почему здесь домики строят такими хлипкими. Она видела снесённый ураганом Нью-Орлеан, разрушенный наводнением Галвестон в Техасе, полностью разрушенное торнадо графство Таскалуза в Алабаме… Какой-то умник тогда заявил, что всё равно от стихий нет спасения, а если строить дома прочней, то люди не смогут себе их позволить. Да и приучили уже американцев, что дом – не совсем дом, а скорей средство «инвестиции». Качество дома не обсуждается. Строят на живую нитку, чтобы поскорей да подешевле, а главное, с максимальным барышом. Любой агент по недвижимости начнёт с того, что важен не дом, a location, location, location!
Насчет того, что нет спасения – неверно. Для определения прочности защиты от стихийных бедствий профессионалы пользуются вероятностной шкалой, скажем, 1:10, 1:100, 1:500. Это значит, что плотина или другое сооружение рассчитано противостоять стихийному бедствию, которое случается с вероятностью раз в десять, сто или пятьсот лет. Голландский инженер Йос Стивэ объяснил мне, что в Нидерландах надежность дамб 1:10 000, а в 2007 создан «Комитет Дельта», который разрабатывает столетний план укрепления плотин Голландии до 1:100 000. Бюджет 1.5 миллиарда долларов в год на сто лет. «Чтобы понять, что мы делаем, — говорил Йос, — надо понять, что мы теряем в случае прорыва плотины, а это огромная цена». Йос не сомневается, что планирование на сто лет – это реально и надёжно.
Как раз после урагана «Катрина» я месяц гостил у него дома в бельгийском Брюгге. В доме, где родился Йос, где родились его отец и дед. В городе, где почти ничего не менялось в течение столетий. Йос предложил мне забрать черепаху его дяди. 200 лет назад эту черепаху привёз прапрадед Йоса из голландской колонии где-то в Малайзии. На дворе бушевали войны и революции. Бурный XIX век сменился ещё более жестоким веком ХХ, а черепаха жила себе в доме, являлась предметом заботы и любви поколений детей, пока последний хозяин, онкологический больной, скрепя сердце, не вынужден был подыскивать для неё другой дом. Здесь, как ни в каком другом месте, поверишь, что строить надолго возможно, и что столетний план – это реально и серьёзно.
В Америке нет ничего подобного. Лишь после урагана «Катрина», обрушившегося на Нью-Орлеан в 2005 (ущерб в 150 миллиардов долларов) правительственный инженерный корпус обязался к 2011 году довести надёжность плотин до 1:100. Бюджетные трудности заставили отложить эти работы на будущее. Если бы работы завершили в срок, то вероятность того, что плотины опять не выстоят, составила бы 25% .
Для тёти Барбары никакой неожиданности в наводнении нет. Её поля затоплялись не единожды. Она неплохо заработала на продаже своей земли. Как американка, любящая «делать деньги», тетя Барбара довольна. Однако её старая европейская закалка, её католическая совесть неспокойна. «Зачем они строят?» — спрашивает она. Ведь все прекрасно знают, чем чревато строительство в зоне ураганов, наводнений, в коридорах торнадо, в сейсмоопасных районах. Опасно, когда ради наживы строят в зонах, подверженных лесным пожарам, когда застраивают запретные зоны, когда ради расширения субурбии осушают прибрежные болота, тормозящие силу урагана, как случилось в Нью-Орлеане. Строят в погоне за длинным долларом. Главное ведь итоговая строка в годовом балансе. А там чем больше, тем лучше, дальше хоть потоп. И потоп приходит неизбежно.
Подобное поведение, вроде бы, противоречит экономическим интересам нации. Голландцы определяют риск по формуле Девида ван Данцига
Риск = вероятность прорыва × проектируемую цену ущерба
Это – нормальный капитализм. Но в Америке иначе. Если бы здесь действовали нормальные рыночные механизмы, то в опасных районах никто бы не стоил, потому что никто бы не покупал там домов. Частное страхование в таких районах мало кто может себе позволить.
В Америке же по-другому, здесь правительство предоставляет страхование от стихийных бедствий не для защиты людей, а для защиты интересов прибылей корпораций. В самых дорогих ныне районах Америки (к примеру, Хемптон на Лонг-Айленде, прибрежные районы миллионеров в Калифорнии) почти никто не жил ещё лет 100 назад. Лишь кое-где ютились маленькие, полунищие рыбацкие деревушки. Ураганы не позволяли там селиться. Сейчас государство за счёт налогов страхует богатые виллы и поместья. Точно так же страхуют за общественный счёт разросшиеся за последние 50 лет экологически несостоятельные субурбии в опасных районах. Пострадавшему не так-то легко получить компенсацию после стихийного бедствия. Большая часть Нью-Орлеана до сих продолжает лежать в руинах. Зато прибыли корпораций обеспечены за счет налогоплательщика. При американской корпоративной свободно-рыночной модели один процент сверхбогатых получает по потребностям, а отдаёт по возможностям и живёт при коммунизме, зато все остальные – при капитализме.
