Промывка костей либерализма

Дмитрий ЖВАНИЯ

Сегодня очень много спекуляций на тему либерализма. Достаточно в отрицательной коннотации написать словосочетание «либеральные публицисты», как недруги путинского режима зачисляют тебя в «кремлёвские пропагандисты». С другой стороны, пропагандисты и добровольные друзья путинской системы называют либералами всех, кто не за Путина. Слово «либерал» они произносят так, будто гвоздь в бревно вбивают. А спроси, кто такие либералы, ответят: те, кто против Путина. А есть и те, кто Путина либералом называют. Словом, сплошной сумбур.

Либеральная теория «просачивания богатства» сверху вниз в тучной путинской России действительно работала!
Либеральная теория «просачивания богатства» сверху вниз в тучной путинской России действительно работала!

Правда, среди сторонников Путина есть люди, которые верно понимают сущность либерализма. Взять того же Александра Дугина — в статье о либерализме он разобрал это явление вдоль и поперёк. И тем отчётливее в этой его статье проявляется спекулятивность образа Путина как борца с либерализмом.

История знает несколько примеров сочетания авторитарной политики и либеральной экономики. Так было в Чили во время правления Пиночета, а сейчас — в России. В недавние «тучные годы» благосостояние российского население росло за счёт просачивания денег сверху: миллиарды «одного процента» протекали на остальное общество, порождая целые слои прихлебателей и паразитов. «Тучные годы» — это время расцвета различного рода пиар-агентств, рекламного бизнеса, компаний по созданию имиджа и т. д. А на кого работали все эти «рога и копыта»? Над чьим имиджем трудились? Это риторические вопросы.

Но либеральная теория «просачивания богатства» сверху вниз в тучной путинской России действительно работала! Олигархи, причастные к нефте- и газодобыче и торговле, извлекали (написать «зарабатывали» рука не позволяет) миллиарды долларов; к их бизнес-империям присосались юркие дельцы: включая «журналистов-магнатов», а большая часть населения «богатело» в кредит. Почти все деньги крутились вне производственной сферы. В стране стремительно росло число офисного планктона. Те, кто с тревогой указывал на разрушение реального сектора экономики, индустриального производства, подвергались осмеянию как ретрограды. Все верили в то, что цены на нефть и дальше будут расти. Под вой фанфар о нашем благополучии государство избавлялось от социальных обязательств. Так,  в коммерческие услуги превращались образования и медицинское обслуживание.

Первый звонок прозвенел в августе 2008 года, когда разразился мировой финансовый кризис, который показал всю порочность «экономики казино». Но Россию этот кризис затронул не так сильно. И это лишь укрепило иллюзии российского руководства о выбранном им курсе экономического развития. И вот грянул уже сугубо российский кризис. Российские либералы не без основания называют его «рукотворным». Откуда берёт деньги российское руководство? Оно перекладывает тяготы кризиса на плечи населения, как и завещали отцы экономического либерализма. Далеко за примером ходить не надо: достаточно посмотреть на принцип системы «Платон», по которой деньги на ремонт  шоссе будут брать с водителей большегрузных автомобилей, а, значит, по сути со всех нас. При этом число долларовых миллионеров в России продолжает расти.

Однако в политической области путинский режим очень далёк от либерализма. Что такое политический либерализм? Давайте обратимся к статье Дугина, в которой есть чёткий ответ на этот вопрос:

— Чтобы адекватно понять сущность либерализма, надо осознать, что он не случаен, что его появление в истории политических и экономических идеологий основывается фундаментальными процессами всей западной цивилизации.

Либерализм не просто часть истории этой цивилизации, но её наиболее чистое и рафинированное выражение, её результат. Это принципиальное замечание требует от нас дать более строгое определение либерализму.

Либерализм — это политическая и экономическая философия и идеология, воплощающие в себе главные силовые линии Нового времени, эпохи модерна:

— понимание человеческого индивидуума как меры вещей;

— убеждённость в священном характере частной собственности;

— утверждение равенства возможностей как морального закона общества;

— уверенность в «договорной» («контрактной») основе всех социально-политических институтов, включая государство;

— упразднение любых государственных, религиозных и сословных авторитетов, которые претендуют на «общеобязательную истину»;

— разделение властей и создание общественных систем контроля над любыми властными инстанциями;

— создание «гражданского общества» без сословий, наций и религий вместо традиционных государств;

— главенство рыночных отношений над всеми остальными формами политики (тезис «экономика — это судьба»);

— убежденность в том, что исторически путь западных народов и стран есть универсальная модель развития и прогресса всего мира, которая должна быть в императивном порядке взята за эталон и образец.

Именно эти принципы лежали в основе исторического либерализма, развивавшегося философами Джоном Локком, Джоном Стюартом Миллем, Иммануилом Кантом, позже — Иеремией Бентамом, Бенжаменом Констаном, вплоть до неолиберальной школы ХХ века Фридриха фон Хайека и Карла Поппера. Адам Смит, последователь Локка, на основании идей своего учителя, применённых к анализу хозяйственной деятельности, заложил основы политической экономики, ставшей политической и экономической «библией» эпохи модерна.

«Свобода от»

Все принципы философии либерализма и само название основаны на тезисе «свободы» — liberty. При этом сами философы-либералы (в частности, Дж. Стюарт Милль) подчеркивают, что «свобода», которую они отстаивают, — это понятие строго отрицательное. Более того, они разделяют свободу от (чего-то) и свободу для (чего-то), предлагая использовать два разных английских слова — liberty и freedom.

Liberty — от чего и происходит название «либерализм» — это исключительно «свобода от». За неё-то и бьются либералы, на ней-то они и настаивают. А что касается «свободы для», т.е. её смысла и её цели, то тут либералы замолкают, считая, что каждый конкретный индивидуум сам может найти применение свободы — или вообще не искать для нее никакого применения. Это вопрос частного выбора, который не обсуждается и не является политической или идеологической ценностью.

Напротив, «свобода от» описана подробно и имеет догматический характер. Освободиться либералы предлагают от:

— государства и его контроля над экономикой, политикой, гражданским обществом;

— церкви с её догмами;

— сословных систем;

— любых форм общинного ведения хозяйства;

— любых попыток перераспределять теми или иными государственными или общественными инстанциями результаты материального или нематериального труда (формула либерального философа Филиппа Немо, последователя Хайека, — «социальная справедливость глубоко аморальна»);

— этнической принадлежности;

— какой бы то ни было коллективной идентичности.

Можно подумать, что мы имеем дело с какой-то версией анархизма, но это не совсем так. Анархисты — по крайней мере, такие как Прудон, считают альтернативой государству свободный общинный труд с полной коллективизацией его продуктов и жёстко выступают против частной собственности, тогда как либералы, напротив, видят в рынке и священной частной собственности залог реализации их оптимальной социально-экономической модели.

Кроме того, теоретически считая, что государство рано или поздно должно отмереть, уступив место мировому рынку и мировому гражданскому обществу, либералы по прагматическим соображениям поддерживают государство, если оно является буржуазно-демократическим, способствует развитию рынка, гарантирует «гражданскому обществу» безопасность и защиту от агрессивных соседей, а также предотвращает «войну всех против всех» (Томас Гоббс).

В остальном же либералы идут довольно далеко, отрицая практически все традиционные социально-политические институты — вплоть до семьи или половой принадлежности. В предельных случаях либералы выступают не только за свободу абортов, но и за свободу от половой принадлежности (поддерживая права гомосексуалистов, транссексуалов и т.д.).

Семья и иные формы социальности считаются ими чисто договорными явлениями, которые, как и иные «предприятия», обуславливаются юридическими соглашениями. В целом же либерализм настаивает не только на «свободе от» традиции, сакральности (если говорить о предшествующих формах традиционного общества), но и на «свободе от» обобществления и перераспределения, на которых настаивают левые — социалистические и коммунистические — политические идеологии (если говорить о политических формах, современных либерализму или даже претендующих на то, что они призваны его сменить).

Либерализм и нация

Либерализм зародился в Западной Европе и Америке в эпоху буржуазных революций и укреплялся по мере того, как постепенно ослабевали западные политические, религиозные и социальные институты предшествующих имперско-феодальных периодов — монархия, церковь, сословия.

На первых этапах либерализм сочетался с идеей создания современных наций, когда под «нацией» в Европе стали понимать образованные на контрактной основе единообразные политические образования, противостоящие более древним имперским и феодальным формам.

«Нация» понималась как совокупность граждан Государства, в котором воплощается контакт населяющих его индивидуумов, объединённых общей территорией проживания и общим экономическим уровнем развития хозяйства. Ни этнический, ни религиозный, ни сословный фактор значения не имели. Такое «Государство-Нация» (Etat-Nation) не имело ни общей исторической цели, ни определённой миссии. Оно представляло собой своего рода «корпорацию» или предприятие, которое создаётся по взаимному соглашению его участников и теоретически может быть таким же образом и распущено.

Европейские нации вытесняли религию, этносы и сословия на обочину, считая это пережитками «тёмных веков». В этом отличие либерального национализма от иных его версий: здесь не признаётся никакой ценности в этнорелигиозной и исторической общности, и акцент ставится лишь на выгоды и преимущества коллективного договора индивидуумов, учредивших Государство по конкретным прагматическим соображениям.

Вызов марксизма

Если с демонтажем феодально-монархических и клерикальных режимов у либералов всё шло довольно гладко и никаких идеологических альтернатив уходящее европейское Средневековье противопоставить либералам не могло, то в недрах философии Нового времени появилось движение, которое оспаривало у либералов право первенства в процессах модернизации и выступало с мощной концептуальной критикой либерализма не с позиций прошлого (справа), но с позиций будущего (слева). Такими были социалистические и коммунистические идеи, получившие своё наиболее системное воплощение в марксизме.

Маркс внимательно проанализировал политическую экономику Адама Смита и, шире, либеральной школы, но сделал из этих идей совершенно оригинальный вывод. Он признал их частичную правоту — в сравнении с феодальными моделями традиционного общества, — но предложил идти дальше и во имя будущего человечества опровергнуть ряд важнейших для либерализма постулатов.

Марксизм в либерализме:

— отрицал отождествление субъекта с индивидуумом (считая, что субъект имеет коллективно классовую природу);

— признавал несправедливой систему присвоения прибавочной стоимости капиталистами в процессе рыночного хозяйствования;

— считал «свободу» буржуазного общества завуалированной формой классового господства, скрывающего под новыми одеждами механизмы эксплуатации, отчуждения и насилия;

— призывал к пролетарской революции и отмене рынка и частной собственности;

— полагал целью обобществление имущества («экспроприацию экспроприаторов»);

— утверждал в качестве смысла социальной свободы коммунистического будущего творческий труд (как реализацию человеческой «свободы для»);

— критиковал буржуазный национализм как форму коллективного насилия и над беднейшими слоями своих стран, и как инструмент межнациональной агрессии во имя эгоистических интересов национальной буржуазии.

Так марксизм на два столетия превратился в главного идеологического соперника и противника либерализма, атакуя его системно, идеологически последовательно и подчас добиваясь серьёзных успехов (особенно в ХХ веке, с появлением мировой социалистической системы). В какой-то момент казалось, что именно левые силы (марксисты и социалисты) выигрывают спор за наследие современности и за «ортодоксию» Нового времени, и многие либералы начинали верить, что социализм — это неизбежное будущее, которое существенно скорректирует либеральную политическую систему, а в перспективе, возможно, и вовсе её упразднит. Отсюда берут начала тенденции «социального либерализма», который, признавая некоторые «моральные» тезисы марксизма, стремился сгладить его революционный потенциал и примерить две основные идеологии Нового времени за счёт отказа от их наиболее жёстких и резких утверждений.

Ревизионисты со стороны марксизма — в частности, правые социал-демократы — двигались в том же направлении из противоположного лагеря. Наибольшей остроты вопрос о том, как отнестись к социалистам и левым, у либералов встал в 20-е и 30-е годы ХХ века, когда коммунисты впервые доказали серьёзность своих исторических намерений и возможность захвата и удержания власти.

В этот период появляется неолиберальная школа (Людвиг фон Мизес, Фридрих Август фон Хайек, чуть позже — Карл Поппер и Раймон Арон), которая формулирует очень важный идеологический тезис: либерализм — это не переходная стадия от феодализма к марксизму и социализму, это совершенно законченная идеология, которая обладает эксклюзивной монополией на наследие Просвещения и Нового времени; сам марксизм — это никакое не развитие западной мысли, но регрессивный возврат под «модернистскими лозунгами» к феодальной эпохе эсхатологических восстаний и хилиастических культов.

Неолибералы доказывали это как системной критикой немецкого консерватора Гегеля, так и ссылками на тоталитарный советский опыт и призывали вернуться к корням — к Локку и Смиту, жёстко стояли на своих принципах и критиковали социал-либералов за их уступки и компромиссы.

Неолиберализм как теория яснее всего был сформулирован в Европе (Австрия, Германия, Англия), но своё масштабное воплощение получил в США, где либерализм преобладал в политике, идеологии и экономической практике. И хотя в эпоху Рузвельта и в США были сильны социал-либеральные тенденции (эпоха New Deal, влияние Кейнса и т.д.), неоспоримое преимущество было у либеральной школы. В теоретическом смысле это направление получило наибольшее развитие в Чикагской школе (Милтон Фридмен, Фрэнк Найт, Генри Саймонс, Джордж Стиглер и др.).

После Второй мировой войны начался решающий этап борьбы за наследие Просвещения: либералы с опорой на США вступили в последний бой с марксизмом, олицетворяемым СССР и его союзниками. Европа заняла промежуточное место в войне идеологий; в ней преобладали социал-либеральные и социал-демократические настроения.

Продолжение следует

Читайте также на эту тему:

Алексей ЛАПШИН. Истинный либерализм и глобализм несовместимы

Михаэль ДОРФМАН. Неолиберализм высасывает мозг

Михаэль ДОРФМАН. Что же либерального в современном либерализме?

Михаэль ДОРФМАН. Американский либерализм: а был ли мальчик?

Владимир СОЛОВЕЙЧИК. Нулевые либерализма

Дмитрий ЖВАНИЯ. Почвенный либерализм русского народничества

Добавить комментарий