Михаэль ДОРФМАН. Соборность «Капитала»

«Капитал»: спуск в преисподнюю

«Все мы вышли из гоголевской шинели», – сказал Фёдор Достоевский о русской литературе. Вся современная западная философская мысль вышла из «Капитала», подверглась влиянию этой великой книги, даже если спорила с его автором и опровергала его. «Капитал» напоминает средневековый готический собор, строившийся поколениями, концентрировавший в себе культурные достижения и генерировавший культурный потенциал для будущего. «Капитал» — лишь первая часть огромного проекта. Маркс замыслил написать шесть частей: ещё «Недвижимость», «Наёмный труд»,  «Государство», «Международная торговля» и «Глобальный рынок». Он сумел завершить лишь первый том «Капитала», оставив другим задачу завершить его труд.

Открытость и незаконченность «Капитала» больше полутора веков призывает лучше умы достраивать и улучшать здание этого собора. Собственно, в русском значении «собор» – не столько стены и крыша, сколько всеобщее собрание, калька греческого «католико» – вселенский, всеобщий. В соборном хоре голосов звучат не только предшественники, но и последователи, продолжавшие строительство монументального здания марксизма Георг Лукач и Антонио Грамши, Вальтер Беньямин и Жан-Поль Сартр, Жак Деррида, Славой Жижек и Ален Бадью, множество других мыслителей и художников.

У Маркса было множество самых неожиданных читателей. Германский канцлер Отто фон Бисмарк сделал выводы из «Капитала» и ввёл первое в истории законодательство общественного благосостояния, по которому Западная Европа жила более полутора веков. Формуляр Адольфа Гитлера в Венской городской библиотеке свидетельствует о том, что он внимательно изучал Маркса. Читателем Маркса был и Римский Папа Иоанн-Павел II – наверное, единственный деятель мирового значения, критиковавший капитализм в пик глобализации и торжества свободного рынка.

Отношения между Россией и Марксом складывались непросто. Маркс никогда не верил, что его идеи смогут найти в России понимание. Он видел в России оплот всего реакционного. Отношения России с Марксом — ещё сложней. Когда Плеханов в 1872 году подал в цензуру перевод «Капитала», то цензоры его неожиданно разрешили. Книга показалась им слишком учёной, не подвергавшей критике существующий порядок. Если там и содержится критика, записали цензоры в своём заключении, то это и критика западного капитализма, с которой в России многие согласятся. Россия же, по мнению цензора, — страна не капиталистическая, а потому критика «Капитала» её не касается. И ещё одно успокоило цензора – книга Маркса чисто научная, читается с трудом, требует специального образования, а потому нет опасности, что её используют для революционной пропаганды.

Интересно, что Виктор Шкловский сравнивал пошив шинели Акакия Акакиевича со строительством собора. Из мрака гоголевской шинели вышли Ставрогин и Иван Карамазов, возможно, Ленин и Сталин. Хотя они тоже внесли свою лепту в здание марксизма, принесли его идеи в страны и на континенты, самому Марксу казавшиеся недостижимыми. Как и любое великое учение, марксизм не обязан быть цельным и, тем более, законченным. «Капитал» ведь тоже намеренно фрагментарен, многопланов и незакончен. Марксизмов может быть много, как много течений у христианства. Марксизм Маркса и кружка его последователей отличается от марксизма съездов КПСС в той же степени, в какой христианство Иисуса и Павла отличается от религии Вселенских соборов. Но это не повод отнимать у них имя, которым они гордились.

Неудачные попытки воплощения марксизма лишь показывают обречённость стараний «обжулить Маркса» и построить социализм без обеспечения демократии и прав человека, хотя бы в том объёме, которые предоставляет буржуазная демократия. Идея диктатуры пролетариата, обронённая Марксом в статье о Парижской коммуне, значила совсем иное, чем в поздних интерпретациях. Может быть, правы левые коммунисты, утверждающие, что социализм – враг коммунизма. Может, провал строительства коммунизма в СССР и Китае объясняется не только тоталитарной системой, но и тем, что там по разным причинам не могли обеспечить изобилия, необходимого для строительства коммунизма. «Утверждать, что якобы марксизм обязательно ведёт к сталинизму, – пишет Эрик Хосбаум, – всё равно, что заявлять, что христианство обязательно ведет к папскому абсолютизму, а дарвинизм — к социал-дарвинистскому прославлению необузданного капитализма».

Социализм стал крупнейшим реформистским движением нашего времени. Через семьдесят лет после смерти Маркса треть человечества, хорошо или плохо, но жила в политических режимах, вдохновлённых его идеями. И сегодня 20% человечества продолжает жить. Мало кто из интеллектуалов и писателей сумел так сильно изменить мир. Обычно это делали политики, военачальники и учёные. Фрейд тоже изменил жизнь очень многих людей, но не общественный строй.

«Единственные мыслители, добившиеся сопоставимого с Марксом статуса, — были основатели мировых религий. Из них лишь учение Мухаммеда победило в сопоставимых масштабах и с такой быстротой, – пишет Хобсбаум. – Никто не мог предсказать такой известности нищему и нездоровому еврейскому изгнаннику, человеку, который однажды заметил, что никто никогда не написал так много про деньги, и имел их так мало».

Продолжение следует