В Китае существует одна из самых сложных в мире систем цензуры интернета. Её работа куда более изощрённа, чем принято думать о цензуре. Цензура в Китае не занимается глушением критики властей.
В начале Арабской весны я писал о борьбе в интернете между революционерами и режимами в Тунисе, Египте и Сирии. Хитроумные техники цензуры не смогли остановить революции ни в одной из этих стран. Однако, когда говорят о мировой революции, то всегда незримо присутствует самый главный и загадочный мировой игрок – Китай. Дело не только в китайской внутренней политике. Современная неолиберальная свободно-рыночная модель корпоративного капитализма полностью зависит от благосостояния Коммунистической партии Китая.
По известному выражению Уинстона Черчилля, советская политическая жизнь выглядела как драка под ковром. Видно, что что-то происходит, но становится понятно, что именно, лишь когда выбросят труп. Китайская жизнь, с точки зрения внешнего наблюдателя, тоже напоминает драку под ковром. В Китае понимают, что народ получил новые, необыкновенно мощные средства для организации, что технологическое развитие даёт людям невиданные ранее возможности эффективно действовать против системы. Месяц я назад разговорился с Ли (имя изменено) – знакомым журналистом, работающим на англоязычный китайский официоз в Нью-Йорке. Выведенный из равновесия моими вопросами, он разразился гневным монологом на тему, что китайский народ не нуждается в революции, и вообще, китайцы – народ гениальный и изобретательный, и им не нужны западные технологии; мол, если китайцы захотят устроить революцию, то изобретут что-то своё, оригинальное.
Нуждается ли китайский народ в западных технологиях для революции, пока невозможно выяснить. Тем не менее, в Китае существует одна из самых сложных в мире систем цензуры интернета. Силы китайской интернет-полиции насчитывают, по разным источникам, от 20 до 50 тысяч человек. Их работа куда более изощрённая, чем принято думать о цензуре.
Группа исследователей из Гарвардского университета под руководством Гэри Кинга, директора Гарвардского института квантитативных социальных наук, занята мониторингом китайских социальных сетей. Они не могут не чувствовать руки цензуры, однако их выводы весьма неожиданны. Цензура в Китае не занимается глушением критики властей. Китайские социальные сети полны критики властей, порой весьма и весьма острой, рассказал профессор Кинг. Открыто критикуют там правительство, политику и начальников всех ступеней, вплоть до самого высшего.
Трудно сказать, насколько цензуру это интересует. Цензура редко вмешивается в такого рода дискуссии. Ли говорил мне, что, наоборот, из интернета власти черпают не только информацию о настроениях людей, но, зачастую, и факты коррупции и нарушения субординации. Китайские начальники не любят, когда берут не по чину.
Китайская цензура не пресекает диссидентских разговоров. Её главная цель – пресечение коллективных действий людей для любых несанкционированных целей. Она стремится перекрыть любую активность в сети, когда люди хотят собраться вместе по любой причине – критиковать правительство, поддержать правительство или никак не связанной с правительством.
— Если есть диссидент, который говорит, мы все должны собраться в каком-то месте в Китае, то цензура заблокирует такого рода призывы, — рассказывал Кинг. — Если люди хотят собраться вместе для чего-то, никак не связанного с правительством, не связанного с политикой – их тоже, скорей всего, заблокируют. Хотите собрать 200 человек вместе жарить шашлыки, или то, что является китайским эквивалентом шашлыков – цензура перекроет эту активность тоже.
Кинг привёл пример, как цензура перекрыла активность, никак не связанную с политикой или правительством. После землетрясения в Японии в одном из регионов Китая распространились слухи, что поднялся уровень радиации и надо есть соль, чтобы защититься от неё. Испуганные люди стали скупать соль, запасы кончились, и народ заволновался, требуя соли. Цензура перекрыла всё, что касалось этих слухов, хотя речи не было о критике правительства, и вообще страхи публики никак не были связаны с властями.
Ли рассказал о другом случае, когда прошёл слух, что якобы на Севере Китая народные лекари открыли какое-то средство против рака и скрывают его. Народ стал волноваться, и власти убрали из интернета всё, что касалось этих слухов. Разумеется, цензура не распространяется на коллективные действия, санкционированные властями. Если надо организовать несколько десятков тысяч человек на спортивное мероприятие, то нет проблем, если это мероприятие организуют власти. Если же болельщики сами захотят организоваться, то, скорей всего, их активность перекроет цензура. Народ, правда, тоже постоянно изобретает новые средства, как обойти цензуру, отслеживающую определённые ключевые слова. Это несложно, благо особенности китайского письма, а также конфуцианская традиция, приучили китайцев к многозначительности речи. Ли показал мне, для примера, несколько простеньких трюков: поскольку нельзя было даже писать о годовщине протестов на площади Тьянаньмэнь в Пекине 4 июня 1989 года, когда молодёжь подавили танками, то пишут 35-го мая.
Подвергается цензуре также порнография, что в той или иной мере делают все правительства и крупные компании. Скажем, “Google”, хоть и отрицает, что проводит цензуру, однако факт, что порнографии на “Youtube” нет. В китайских социальных сетях много критики властей всех уровней, вплоть до самых высоких. Однако есть одна сфера, которую критиковать нельзя – это сами цензоры. Беспощадно блокируется не только критика цензуры, но и упоминания о ней. Цензура здесь выше всякой критики.
Китайские власти довольно эффективно контролируют сеть. Они глушат огромное количество информации. Кинг говорит, что цензура блокирует 13% всех сообщений в китайских социальных сетях. А это миллионы сообщений. Цензура убирает неугодные властям вещи, чтобы всё выглядело хорошо.
Вместе с тем, не удаётся скрыть, какого рода информация подвергается цензуре, и это выявляет тенденции и очень много говорит намерениях китайских властей. Когда аналитики наблюдают повышенную активность цензуры – это верный знак, что определённые темы волнуют правительство. Кинг приводит пример с известным художником и диссидентом Ай Вэйвэй. Цензура почти не занималась им, и вдруг 29 марта в китайских социальных сетях стали блокировать информацию, с ним связанную. В СМИ не было никаких указаний, но в Гарварде уже поняли, что китайское правительство готовит что-то. Пять дней спустя, 3 апреля, Ай Вейвея арестовали.
Гэри Кинг уверен в эффективности китайского контроля за интернетом. Похоже, он также уверен, что набрёл на хорошую тему, дающую исследовательские гранты и бюджеты, и сможет изучать китайскую цензуру интернета ещё многие годы. В этой связи вспоминается опыт науки советологии. В то же время в Гарварде существовали советологический институт и центр кремлеологии (это были разные дисциплины). Там отслеживали тенденции советской пропаганды. Все хорошо знали, что в СССР лгут, но полагали, что ложь в больших количествах обязательно имеет свои тенденции, из которых можно сделать правильные выводы. Однако за анализом лжи советской статистики и разбором того, в каком порядке советские вожди появлялись на мавзолее Ленина, ни один профессиональный советолог не сумел предсказать конец Советской власти и крах СССР. В Гарварде с иронией взирали на диссидентов, как Андрей Амальрик, уверенно говоривших, что советская власть несостоятельна, и крах СССР близок. Там тоже полагали, что смогут ещё долгие годы разрабатывать непыльную тему, да ещё детям передадут. Правда, остатки советологов недолго пробыли без работы и принялись обучать кадры джихадологов, как на века строить их науку. Процветает и изучение Китая. Там тоже не видят возможности революции. Не стоит иронизировать по этому поводу. Ведь не кто иной, как Ленин, выступая с докладом в январе в Цюрихе с докладом, заявил, что его поколение «не увидит революции».