Квартал, который мы потеряли

Алексей ЯРЭМА

Ложь, повторённая многократно, становится правдой, учил глава нацистской пропаганды Йозеф Геббельс. При губернаторе Валентине Матвиенко жертвой этого правила стал целый квартал старого Петербурга. В массовое сознание удалось внедрить мысль, что квартал между улицами Шкапина и Розенштейна – это трущобы, которые не представляют никакой архитектурной ценности. Но это – ложь. И она не становится правдой от того, что губернатор Матвиенко повторяла её многократно.

В 2007 году администрация Матвиенко перешла от «штучных» сносов в историческом центре к тактике «выжженной земли» — уничтожению целых кварталов Старого Города. Первым примером невиданных по масштабу сносов стал исторический квартал между Везенбергской и Лейхтенбергской улицами (ныне – Шкапина и Розенштейна), где были снесены сразу 23 здания эпохи эклектики и модерна. Новое строительство на их месте начнётся уже этой весной. Об этом сообщила дирекция застройщика – ООО «Главстрой-СПб» (структура Олега Дерипаски).

Всем бояться: Дерипаска вышел из кризиса

После трёхлетнего тайм-аута «Главстрой» намерен всё же упразднить «кризисную» парковку, учреждённую застройщиком на месте сноса из-за нехватки средств на строительство, и уже прошёл стадию рассмотрения своего проекта на Градостроительном совете.

Проект, разработанный мастерской архитектора Валерия Каплунова, предусматривает снос единственного уцелевшего до наших дней исторического ансамбля – фабрики искусственной шерсти и пряжи Ю.К. Клейбера, старейшего и уникального по объёмно-пространственному решению комплекса в квартале, с последующим строительством на гигантском пустыре трёх новых кварталов, включающих жилые площади, бизнес-центры и торговые здания.

Несмотря на то, что прорисовки фасадов до сих пор окончательно не утверждены, при известном пристрастии Дерипаски к «крупным остеклённым поверхностям» и прочей постиндустриальной псевдоархитектуре, ожидать тактичного включения новых зданий в ткань исторической застройки было бы опрометчиво. Но даже с учётом этого, в представленных на Градсовет материалах особенно шокировал третий квартал, спроектированный на заднем плане, в зоне, примыкающей к железнодорожной ветке. По существу — это не более, чем очередной римэйк типовой застройки городских окраин, скомпонованный «методом свободной планировки», что даже в виде макета представляет собой жуткий диссонанс с окружающей исторической застройкой.

Теперь, после официального утверждения, «Главстрой» намерен облагодетельствовать город этим диссонансом уже в реале.

Модерн промышленной революции

Однако возникает закономерный вопрос: как вообще стало возможным такое развитие событий, по каким причинам или вследствие чьей злой воли огромный массив ценнейшей исторической застройки вот так просто стёрли с лица земли? Чтобы ответить на этот вопрос, придётся «открутить колесо истории» слегка назад.

Застройка Везенбергской (Шкапина) и Лейхтенбергской (Розенштейна) улиц сформировалась, за исключением разве что фабрики Ю.К.Клейбера, в 1898-1914 годах. Это была эпоха промышленной революции, бурного развития окрестных предприятий, в первую очередь Русско-американского товарищества «Треугольник», невиданного бума в жилищном строительстве, расцвета стиля модерн, а затем и неоклассицизма конца 1910-х.

На месте прежних построек появились капитальные современные дома в 5-7 этажей, с метровыми стенами, перекрытиями бетонным заполнением по металлическим балкам. Благоустроенные по современным меркам здания возводили многие талантливые архитекторы, включая Николая Товстолеса, Григория Котенкова, Леонида Котова (они построили почти половину домов по Везенбергской) и даже Мариана Лялевича и Бориса Зонна. Здесь сохранялись единственные в городе постройки И.К.Бредаля, Б.А.Иванова. Такие дома простоят века, разумеется, если с ними нормально обращаться, проводить необходимый текущий ремонт.

Пост-индустрия на марше

Тучи над кварталом начали сгущаться в 1960-е годы. Тогдашние власти, в порыве чисто формальной «борьбы за охрану окружающей среды» утвердили, к примеру, статус санитарно-защитных зон, которые должны были, по их идее, «защищать» соседние с фабриками и заводами кварталы от вредных промышленных воздействий. Такие зоны были установлены вокруг всех предприятий, как вредных, так и безопасных для среды. На их территориях, в числе прочего, запрещалось размещение постоянного жилья, а те дома, которые уже стояли, подлежали расселению с дальнейшим использованием под нежилые цели. Но беда в том, что, сколько предприятие ни окружай какой бы то ни было «буферной зоной», степень вредности его выбросов от этого не меняется – но до этого тогдашним властям дела уже не было…

Последствия введения статуса санзон были поистине чудовищны для городской среды. Повсеместная практика показала, что пошла цепная реакция: предприятие, окружённое такой зоной, несмотря на декларированный запрет на расширение за счёт её территории, тем не менее беспрепятственно расширялось; санзона при этом сдвигалась вовне, увеличиваясь при этом по площади, затем предприятие снова расширялось за её счёт, и так далее. В результате начали возникать огромные территории промышленной конгломерации — мёртвые зоны с расселёнными и брошенными на произвол судьбы зданиями, захламлёнными пустырями.

В самых тяжёлых случаях такие зоны сливались воедино и губили целые районы крупных городов. Так произошло и с «Везенбергским кварталом». Если к 1917 году заводы Товарищества «Треугольник» занимали 18 участков на Обводном канале и прилегающих проездах[1], то впоследствии, непрерывно расширяясь, делясь и размножаясь, они разрослись более чем вдвое – до 43-х участков (включая дочерние предприятия, созданные на базе 2-го производства «Треугольника»[2], и их ведомственные нежилые объекты).

В итоге санзоны Балтийской железной дороги и «Треугольника» наложились одна на другую, слившись в единое целое. Это привело уже к катастрофе городского масштаба: обе улицы с 41-м жилым домом были объявлены «непригодными для проживания».

Особо отметим, что ни экологическое законодательство того периода, ни статус вредного предприятия никак не повлияли на категорический отказ администрации завода внедрять экологически чистые технологии и обеспечить безопасность города. В течение десятилетий, вплоть до закрытия производства в годы президентства Бориса Ельцина, копоть резиновой мануфактуры «Треугольник» окрашивала в чёрный цвет застройку на территории в несколько десятков гектаров, а ПДК наиболее вредных веществ в воздухе были превышены порой в десятки раз.

Результатом такого поведения «Треугольника» и его дочерних предприятий, сугубо потребительского отношения к городу, стало уничтожение 29-ти ценных зданий исторической застройки[3] и захват 31-го участка[4]. В целом же из 86-ти исторических зданий только на двух улицах – Шкапина и Розенштейна – к 2003 году уцелело лишь 51.

Расселять «Везенбергский квартал» власти не очень-то спешили, а вот из всех программ капитального и текущего ремонта – исключили тут же. После этого деградация городской среды пошла нарастающими темпами: дома, требующие текущего ремонта, замены изношенных сетей, принципиально не ремонтировались даже косметически. Капитальный жилой фонд медленно деградировал и приобрёл вид закопчённой и загаженной трущобы, обитатели которых десятилетиями дожидались улучшения жилищных условий.

Тактика «выжженной земли» по Матвиенко

К моменту вступления в должность губернатора Матвиенко «Везенбергский квартал» имел крайне неприглядный вид. Полурасселённые здания, запущенные дворы, сгнившая инфраструктура. Рабочие «Фасадремстроя» сюда не заглядывали, наверное, полвека. Вдобавок к тому падкая на фабрикацию триллеров «жёлтая пресса» усердно создавала кварталу репутацию «трущобы» или – «шкапятника». Это, впрочем, не в силах было изменить того факта, что метровые стены выстояли и это испытание: капитальные конструкции домов к моменту начала сноса не имели никаких существенных дефектов, трещин, следов осадки фундаментов и т. п. – им требовался рядовой капитальный ремонт, в основном даже без замены перекрытий…

Приняв в 1987 году деятельное участие в сносе «Англетера», а в 2005-м – дома 11 по улице Шкапина, Валентина Матвиенко не остановилась на достигнутом. Её стараниями 2006 год стал по­и­стине ро­ко­вым для бес­цен­ной ис­то­ри­че­ской среды го­ро­да-па­мят­ни­ка, вклю­чён­но­го в Спи­сок все­мир­но­го на­сле­дия UNESCO. Именно в 2006-м произошёл полный «обвал» ситуации, и начался он, без преувеличения, именно с  «Везенбергского квартала».

В отношении наших двух улиц г-же Матвиенко не пришло в голову ничего более адекватного, кроме идеи, обезоруживающей своей примитивностью – снести под корень всё. Эта мысль удивительно совпадала с неподдельным интересом олигарха Олега Дерипаски к строительству очередного «делового центра» именно в данном квартале. Десятки зданий, оказавшихся в зоне коммерческих интересов, вдруг все до единого и сразу стали «абсолютно неремонтопригодными»!

Для реализации поставленной цели были спешно, под копирку, состряпаны  заключения об аварийности зданий. Не обошлось и без поистине сенсационных фальсификаций – экспертная комиссия Вадима Гринберга своим актом от 28.06.2004 «признала аварийным» дом 14 по Розенштейна, утраченный за несколько десятилетий до этой даты. В 2004 году на его месте уже существовал разросшийся сквер с 30-35-летними деревьями…

Только за роковой для всего Петербурга 2006-й и начало 2007 года в «Везенбергском квартале» были в экстренном порядке дорасселены и затем снесены – причём за счёт городского бюджета — 23 здания[5], ещё 3 – назначены на снос в ближайшее время[6]. Лишь два здания чудом удалось спасти – дом 36 по Розенштейна «отбили» у Дерипаски федеральные структуры, находящиеся в здании, а владельцы дома 34, «дома без вывесок», оказались, видимо, особо влиятельны в глазах смольнинских чиновников – в результате оба дома были специальным решением выведены за границы зоны проектирования.

Всё это происходит в зоне охраны исторического центра, где – как по старым, так и по новым нормам — снос исторических зданий запрещён. «Закон – что дышло», — гласит русская пословица…

Видимо, именно такое положение с охраной наследия в Петербурге вызвало возрождение градозащитного движения в городе как такового.

Так или иначе, в начале 2008 года от всего квартала остался единственный исторический комплекс – фабрика Клейбера. Четыре раза активисты-градозащитники из Группы ЭРА пытались инициировать срочное проведение историко-культурной экспертизы уникального памятника промышленной архитектуры – с тем, чтобы включить его в официальные списки подохранных объектов. И всё безрезультатно. У Комитета ГИОП, чьей обязанностью является принятие таких решений, то план НИР был «уже сформирован», то «не оказывалось» лицензированных экспертов…

Олег Дерипаска тем временем из кризиса благополучно вышел. Впрочем, кто бы сомневался. Теперь «Везенбергскому синдрому», запущенному ещё в далёкие 1960-е, предстоит поглотить свою последнюю жертву – и магистральная дорога для очередного «проекта века» расчистится от культурного наследия, досаждавшего как властям, так и крупному бизнесу. Могли ли создатели статуса санзон полвека назад спрогнозировать эту ситуацию? Вряд ли. Впрочем, им это было безразлично.

Снести всё под корень, а не отремонтировать, заселить и благоустроить; отгрохать нечто масштабное, блестящее, аляповатое – будь то небоскрёб на Охте, мегаквартал на Обводном канале или на Среднем проспекте, на месте трампарка на Васильевском острове – вот принцип администрации Валентины Матвиенко. И такой подход к развитию города иллюстрирует, увы, низкий уровень культуры современной власти. Ей безразличны любые ценности, кроме тех, что выражаются в денежном эквиваленте. Отсюда её потребительское отношение и к историческому городу, нашему культурному наследию, и к потребностям реальных его жителей.