Дмитрий ЖВАНИЯ. Никто не знает, кто в нужный момент поведёт себя, как герой

После того, как вышла моя книжка о моём участии в движении футбольных и хоккейных фанатов «Битва за сектор», мне приходится часто отвечать на вопрос: не боюсь ли я драться за мифические цели? А недавно меня спросили: готов ли я отдать жизнь за цвета клуба?

Я заподозрил корреспондента в лукавстве. Если я бы ответил «Да, готов!», то выставил бы себя на посмешище. Все бы смеялись надо мной – пафосным дураком. В итоге я вывернулся из ситуации следующим образом: «Если бы я был настоящим пассионарием, я бы давно погиб. В драках не на жизнь, а на смерть я никогда не участвовал. Зато я очень часто боялся. Например, в юности, когда я занимался дзюдо, я с энтузиазмом тренировался, но очень не любил участвовать в соревнованиях. Мне всегда тяжело было справиться с выбросом адреналина. Поэтому я плохо помню свои поединки на татами, даже те, в которых победил. Порой в уличной драке в моей голове мелькала мысль: «Зачем я в это ввязался?» Я не герой. Цвета любимого клуба, как и его история, для меня много значат. Но гораздо больше для меня значит обычное красное знамя социализма. Надеюсь, что, когда появится необходимость чем-то пожертвовать ради этой великой идеи, я сумею преодолеть свой страх».

Но я не о себе хотел сообщить, а вновь вернуться к проблеме героев и толпы. В левой среде в последнее время этот вопрос нередко обсуждается (отчасти с моей подачи). Как определить: кто герой, а кто толпа? То же с идеей авангарда. Авангард – это кто?

Кадр из фильма "Герой" режиссёра Чжан Имоу (в главной роли Джет Ли)

Недавно я вновь задумывался над этим. И на самом деле не потому, что меня спрашивали журналисты о драках и моей готовности умереть. Я об этом сообщил так – чтобы информационный повод был поговорить о героизме, а заодно в очередной раз напомнить публике о выходе моей книги (чтобы быстрей раскупалась).

Первый раз я вспомнил о пассионарности, когда сестра мне рассказала, как она, поздно вечером выйдя из своего дома на Невском проспекте, натолкнулась на одного человека, который очень часто рассуждал о героизме. С его точки зрения, героями не становятся, а рождаются, мол, есть такие гены – гены героя. Этот человек предлагал даже отделить героев от быдла территориально. Пусть, мол, быдло удваивает свой ВВП, множа число сковородок на килограммы картошки, а герои будут жить опасной жизнью отдельно от всего этого трусливого сброда. Человек этот, пьяный вдрызг, в компании какой-то малолетки, тоже пьяной, ломился в кафе, закрытое по случаю позднего часа. «Сейчас они откроют! Они просто не знают, что я пришёл!» — кричал он, колотя в дверь заведения ногами. Видимо, перед тем, как сесть в поезд до Москвы, парочка хотела дозаправиться.

Я не отрицаю героического начала в этом человеке. Правда о том, как он вёл себя, попадая в экстремальные ситуации, я знаю только с его слов, а точнее – из его книг и статей (человек, что этот – писатель). Просто я хочу сказать, что герои тоже порой ведут себя как представители «быдло-класса». Историк сплетен Эдвард Радзинский рассказывает, как Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Михаил Бакунин, выйдя пьяными из лондонского паба, кидали камни в газовые фонари, а потом удирали от полицейских. Причём застрельщиком этого приключения выступил Карл Маркс.

Второй раз я вспомнил о проблеме героев и толпы, прочтя рассказ Ги де Мопассана «Дуэль». Мопассан рассказывает о случае, который произошёл во Франции, оккупированной немцами (1871 год). Из «настрадавшегося, наголодавшегося, неутешного» Парижа за семьей в Швейцарию отправился французский коммерсант Дюбюи. В дни осады Парижа этот месье состоял в национальной гвардии, исполняя свой долг, охранял укрепления, но живьем пруссаков не видел. Мопассан сообщает, что «голодная, трудная жизнь не отразилась на внешности преуспевающего мирного коммерсанта». На одной из остановок в вагон, в котором ехал Дюбюи, сел прусский офицер: «Это был рослый малый, затянутый в мундир. Борода у него росла от самых глаз и была огненного цвета, а длинные усы, тоном светлее, торчали в обе стороны, пересекая лицо пополам». Дюбюи при виде такого героя, забился в угол купе, делая вид, что читает газету. А пруссак на ломанном французском начал хвалиться тем, как он лихо убивал французов, беря «шельм за воротник». Пруссак явно хотел задеть Дюбюи, а не его попутчиков – двух английских туристов. Затем победитель обнаружил отсутствие табака в своём кисете. Чтобы окончательно унизить представителя побеждённой нации, немец заявил Дюбюи: «Я вас прошу идти покупать мне табак, когда поезд сделает остановка. Я вам тогда давать на чай».

Дюбюи выскочил на остановке и, чтобы уйти от конфликта, но и не исполнять унизительно поручения, пересел в другой вагон. На следующей станции его вновь достал самодовольный пруссак. «Я буду резать вам усы, чтобы набивать моя трубка», — заявил офицер и потянулся к физиономии француза, и даже успел зажать между пальцами несколько волосков над губой толстяка. И парижский коммерсант  взорвался: «Дюбюи ударом кулака поддал его руку и, схватив его за ворот, швырнул на скамейку. Он не помнил себя, вены на висках вздулись, глаза налились кровью, и, продолжая одной рукой душить офицера, другой, сжатой в кулак, он неистово колотил его по лицу. Пруссак отбивался, силился вытащить саблю, обхватить врага. Но Дюбюи навалился на него всей тяжестью своего живота и колотил, колотил без устали, без передышки, не глядя, куда бьёт. По лицу пруссака текла кровь, он задыхался, хрипел, выплевывал зубы, тщетно старался отшвырнуть разъярённого толстяка, спасти свою жизнь».

Однако вскоре француз «разом изнемог от такого порыва, поднялся, не говоря ни слова, сел на место». А пруссак так был испуган, ошеломлён, что даже не бросился на него, а лишь вызвал на дуэль на пистолетах. Дюбюи принял вызов. Они вышли в Страсбурге. Пруссак отыскал двух приятелей, а секундантами Дюбюи стали англичане. Французский коммерсант, который  до этого случая никогда не стрелял, по команде «Огонь!» выстрелил наугад и попал точно в цель: «пруссак, стоявший напротив него, зашатался, взмахнул руками и, как подкошенный, упал ничком». Дюбюи убил рыжебородого здоровяка-оккупанта и поехал дальше – за семьёй в Швейцарию.

Это маленький рассказ – всего четыре страницы. Но какой глубокий. По нему можно было бы снять отличный короткометражный фильм. В этом толстяке Дюбюи, который привык считать деньги, а не стрелять из пистолета, проснулась отвага именно в тот момент, в который она и должна была проснуться. Пруссак выбрал для издевательства объект, по всем внешним признакам не способный оказать сопротивления. И просчитался. Вначале его, рыжего дурака, гордящегося своими военными подвигами, мирный толстяк публично унизил, а потом и убил. Так что никто не знает наперёд, кто в нужный момент поведёт себя, как герой, а кто, как трус.

Это как с авангардом. Как верно подметил субкоманданте Маркос, можно долгие годы считать себя авангардом рабочего класса, а оказаться в охвостье движения, когда рабочий класс начнёт действовать. Вот как-то так… Немного сумбурно, правда.

Добавить комментарий