Максим СОБЕСКИЙ
Легендарный барнаульский нацбол Дмитрий Бычков за свои тридцать пять лет пришёл в суд не впервые. Первый раз его судили после того, как оперативники Центра по противодействию экстремизму в 2009 году на пикете подбросили ему в сумку гранату. Это обернулось для Дмитрия двумя месяцами в следственном изоляторе, а затем приговором — два года и восемь месяцев условно. И опять: то же самое ЦПЭ репрессирует оппозиционера, но уже по более громкой статье — пропаганда терроризма. В чём выражалась пропаганда? В перепосте и лайке патрона со страницы «ВКонтакте» Максима Калиниченко, лидера «Русских пробежек» в Петербурге. Особенно активно помогали раскрыть «преступление» лидеры лимоновской партии «Другая Россия». Несмотря на безумную фактуру, суд начал рассматривать дело Бычкова.
— Сейчас мало кто помнит про Национал-большевистскую партию. Между тем нацболы оставили яркий и незаурядный след в истории русского сопротивления политике Кремля. Расскажи, как оно было?
— В партии, уже запрещённой Минюстом, я оказался в 2006 году после демобилизации из армии. До этого мною уже был пройден долгий путь по политическим организациям, начиная с Русского национального единства (РНЕ). Прочитал в газетах о захвате приёмной барнаульского ФСБ и нашумевшем Алтайском деле Эдуарда Лимонова, обвинённого в попытке вторжения в Казахстан. Вождь НБП красочно описывал наш город, почему-то называя его южным, что меня удивило.
До меня нацболы больше занимались тусовками с неформалами. Я внедрил активную гражданскую позицию; НБП отладила связи с правыми, футбольными хулиганами и левыми. Проводили лагеря «Че Гевары». Умудрялись издавать газету. Отделение из алкофронта превратилось в боевую политическую организацию; к нам притягивалась молодёжь, небезразличная к жизни. Барнаул не мегаполис — 700 тысяч человек, и выход на улицы 70-80 нацболов получался очень заметным, даже на фоне Москвы.
Было много принципиально несанкционированных акций прямого действия, к которым органы прицепиться не могли. Я пришёл в НБП человеком с армейским опытом и так продумывал всё, что никто не садился.
Во время монетизации льгот мы перекрывали движение в городе. Три раза захватывали Администрацию края. Отделение «Единой России» тоже «брали» несколько раз, наносили революционные граффити и раз пятнадцать закидывали краской. Резонансная акция — оккупация приёмной Путина, тогда премьер-министра, в 2008-м. Мы зашли туда, подали наше обращение, а на улице с файерами и плакатами собрались соратники. На крыльце растянули растяжку «Приёмная Путина — приёмная козлов». Менты подъехали, посмотрели, похвалили и уехали, за что их начальство получило по шапке.
— В России силовики реагируют на любую оппозиционность репрессиями. Где точка отсчёта, после которой ты стал обрастать статьями уголовного кодекса?
— Как я получил своё первое дело? После акции в приёмной Путина получился разговор с капитаном ЦПЭ Алексеем Акимкиным: «Вы, ребята, либо прекращайте деятельность, либо начинайте сотрудничать». Он пообещал стабильную зарплату сексота, разрешения на все митинги, и при этом потребовал организовывать посадку одного-двух товарищей в год. Милостиво гарантировал подводить под суд только на условный срок. Я, естественно, отказался, капитан пообещал мне гранату и сдержал слово — её мне подкинули. 1 мая 2009 года я был задержан СОБРом на пикете, и Акимкин гранату мне и подсунул. Оружие эшники любят. Недавно осудили начальника нашего ЦПЭ подполковника Виталия Манздюка за превышение должностных полномочий, а вот арестовывали его за незаконный оборот оружия. Как-то у меня с ним была встреча, он её устроил в кафе через одного стукача; прощупывал, составлял мой психологический портрет.
Я отсидел два месяца в тюрьме, затем меня отпустили под подписку о невыезде. Суд и условный срок в два года и шесть месяцев по статьям: 222 (незаконное хранение оружие) и 282 ч.1 (участие в экстремистской организации), последнее — НБП. Самое тяжёлое — суд запретил участие в массовых мероприятиях, говоря прямо — это табу на политику.
— И вот новое дело, фабула обвинения уже более тяжкая.
— Замечу: между «гранатным» и «патронным» процессами ещё были и иные дела. Летом 2013 года меня дважды пытались обвинить по статье 112 (умышленный вред здоровью). Якобы я избил посетителей в ночном клубе «Хаус». Потерпевших, буянивших пьяниц, привозили в ЦПЭ, показывали мои фото и учили, какие показания давать. Но ребят плохо подготовили, и они заврались на очных ставках. Я прошёл детектор лжи и всё лопнуло. Во время следствия была санкционирована прослушка телефона. Возможно, летние дела были инициированы именно ради прослушки, а не чтобы меня закрыть по ним.
Дело по части первой статьи 205.2 (публичные призывы к терроризму) завели потому, что у меня подходящая характеристика для получения на мне новых звёздочек. 12 февраля 2014 на работу подъехала Газель СОБРа: маски-шоу, наручники — и увезли в ЦПЭ. А дома толпа оперов устроила обыск; много чего изъяли, чтобы потом вернуть — ничего криминального не нашли. Подвергли прессингу знакомых и родных. Давили на брата Рафаэля Шаралиева и нашего общего друга Шамиля Рабадангаджиева, требовали дать показания. Приезжали к моей девушке Софье Шипулиной на работу. Прямо говорили, что ты дружишь либо с нами, либо с Бычковым; надо выбирать, или жизнь тебе сломаем. Размахивали у неё на работе корочками. Подполковник ЦПЭ Вячеслав Мальцев, который вёл дело, «наносил визиты» людям, проводил допросы и обыски, одновременно… имеет статус свидетеля! Дело ушло в суд, но он с омоновцами всё ещё устраивает засады. На днях вот, брата свинтил.
— Так в чём же суть обвинения? Как ты пропагандировал терроризм?
— Этот вопрос все задают, но никто не даёт ответа. То, что излагается в обвинительном заключении — его раскатали на 14 страниц — ад и хохма. Сохранив формулировки, перескажу более литературным языком прокурорский документ. Бычков — лицо, разделяющее убеждения национал-большевизма и негативное отношение к многоконфессиональному устройству Российской федерации, судимый за преступление против основ конституционного строя. Используя мобильные средства, производил поиск информации в Интернете с целью побудить проявление насилия к власти, а также с целью устрашения населения для оказания влияния на органы власти. Находясь на посту охранника в парке «Арлекино» 11 августа 2013 ознакомился с размещённым Максимом Калиниченко изображением патрона и текстом «Единственный аргумент, который готова услышать власть, для всего остального есть либеральные митинги». Осознавая противоправную направленность действия, и имея умысел на публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, осознавая опасность оправданий терроризма и предвидя их неизбежность — поместил его на своём аккаунте «ВКонтакте». Это всё согласно заключению эксперта Минюста Светланы Дорониной.
Калиниченко в деле не присутствует. В принципе — я рад, что меня одного судят. Опера уговаривали меня «сознаться» в обмен на штраф. Но виновным я себя не считаю. Да, дело смешное — какой-то репост. Но дело-то следователи Калиничев И.А. и Оходчий М.А. сляпали, на два тома материалов наскребли. Познавательные там вещи. Что изымали дома — всё сфотографировали и подшили: личные фотки, стикеры и прочую лажу. Я в мусульманской шапочке, скриншоты постов с самураями, отрубающими друг другу головы — страниц 50 такого. Наверное, так решили судью напугать.
— Получается, что единственное, на что опирается следствие, это мнение эксперта?
— Так и есть. Алтайские эксперты делают научные изыскания, не вылезая из ЦПЭ. Я походил по барнаульским конторам. Все улыбаются: «Как же мы сделаем вам экспертизу? Мы же с Дорониной чаи и пиво пьём, трахаемся». Помогли ребята, заказали независимую экспертизу в Москве в Автономной некоммерческой организации Лаборатории прикладной лингвистики. Ведущие эксперты-криминалисты по исследованию продуктов речевой деятельности: Андрей Смирнов, стаж 15 лет, и Гелена Манжик со стажем работы в Институте Сербского пять лет. На девяти листах они разбили в пух и прах «исследование» Дорониной: «заключение эксперта не является обоснованным и не соответствует никаким требованиям оформления экспертного исследования». Как мне известно, Доронину собираются лишить лицензии эксперта за подстраивание под органы.
— Свидетели в деле как-то присутствуют?
— Сергей Панарин и Евгений Берсенев по прозвищу Берс, оба из «Другой России». Берсенев —местный «антимайдановец», митингует за войну с Украиной. Ребятки сообщили, что аккаунт — мой, и делать посты мог только я. Хотя страницу открыли товарищи, когда я вышел из тюрьмы в 2009 году, чтобы иметь инфо-площадку на случай повторного ареста; и с тех пор доступ к ней был у доброй дюжины человек. Цитирую Берсенева: «Бычкова знаю с 2007 года. В сентябре 2013 года он начал делать заявления, несовместимые с членством в партии, в связи, с чем он не был включён в партийные списки, поданные в Минюст». Ещё Берсенев проинформировал, что я выходил в сеть только с мобильного телефона, так как компьютера у меня нет. Панарин родил аналогичные показания. Хотя наши контакты прервались уже давно, говорили они охотно и ещё втихаря исключили меня из своей петушиной партии. За плечом-то они у меня не стояли, но натрепались, как попросил их следователь. Шикарные лимоновцы.
— Это личная месть лимоновцев? Ты ведь, в отличие от них, не поддерживаешь Антимайдан.
— Думаю, всё сразу. Когда раскручивали промежуточные дела — мордобитие в клубах, я попросил мне помочь члена ЦК партии Сергея Фомченкова. Он ответил, что дело не политическое, поддержки не будет. Близкие к ЦК люди, когда грянуло уже дело о перепосте патрона, признали: «Если бы ты не критиковал руководство, то помогли бы: деньгами, связями с журналистами». Не удивлюсь, если на приговоре суд меня закроет, а «Другая Россия» начнёт пиариться: «нацбола посадили!»; а если оправдают, то партия промолчит.
Возвращаясь к барнаульским другороссам. Панарин не в первый раз сталкивается с органами. Он давал нормальные показания по «гранатному делу». В 2007 году его дернули в ФСБ, и он подписался на сотрудничество, но честно повинился перед партией за малодушие.
Берсенев — интересный тип, известный на Алтае журналист. Раньше он был гауляйтером НБП в Барнауле; но его оттеснил Дима Колесников, хулиган такой — ныне в Донбассе. Берс долгие годы вращался в тени партии. Он играл весомую роль в секте Кургиняна, писал о «Сути времени», пока не поругался с ними. Своё сотрудничество с Кургиняном он оправдывал продвижением национал-большевистских идей; а ещё: он чуть ли не восстание с ними готовил. Попросили его подготовить статью обо мне — он замылил, отложил в долгий ящик, хотя журналист неплохой. Никогда никаких проблем с органами не имел. Многие говорили, что Берс — крот спецслужб. Я не верил, а зря. Нам казалось, что у него хобби — политические тусовки.
Когда я отбывал условный срок, то нарушил его — в 2012 году съездил в Москву на партийный съезд. И меня технично сдал Берсенев, выложив у себя в ЖЖ фотографии с видами, где есть я. Правоохранители отмониторили, и давай сразу пробивать, где я нахожусь. Выяснили, что купил билет до Москвы, и по приезду домой учинили суд. Добавили месяц к сроку. В ответ на мои претензии Берсенев распустил слух, что я сам попросил слить фото.
— Только у тебя в Барнауле проблемы политического характера?
— Оппозиция в Барнауле задавлена устрашающими действиями эшников. Неугодных им граждан увольняют с работы, обрубают финансовые потоки. Не дают получить образование в вузах — сколько-то студентов поэтому ушло от нас. Люди идут на поводу у ЦПЭ; некоторые так ретиво, что перестают с тобой общаться. СМИ независимых нет. Правозащитники повязаны круговой порукой с силовиками.
Поэтому активисты бегут. В Финляндию эмигрировал Даниил Полторацкий, человек с тату «Путин — вор» на руке. Когда я был в СИЗО, он выходил на голодовку у администрации края. Сотрудники ЦПЭ вывезли его в лес, продержали там три дня. Что с ним делали — не знаю; но Даниил, перепуганный, неделю из дома не выходил и уехал в Москву. Даже то, что на эшников дело заводили, а я пофамильно опознал оперов, его не удержало. В Москве он не задержался, уехал в Финляндию. Даня удивлялся, почему я не перебрался в столицу, отмечал, что восхищается моим мужеством. Или Андрей Тесленко, один из лидеров «декабристского движения», что-то «ВКонтакте» написал, стыдил Россию за ситуацию с Украиной. К нему пришли с обыском и постановлением о возбуждении дела по статье 282. Тесленко с семьей рванул в Киев окольными путями. Правильный выбор; это я тут один тут витийствую.
— И что ждать в суде? Всё-таки статья предусматривает до пяти лет колонии.
— На мне первом в Барнауле отработали применение 282 статьи, потом уже принялись за националистов. Ныне органы — растут ребята — надумали поэкспериментировать с 205 статьей. Не думаю, что буду последним «пропагандистом терроризма» в Алтайском крае. С конца июня пошли первые заседания. Процесс займёт не один месяц. Если судить по-честному — меня должны оправдать; но в России оправдательных приговоров почти нет, и я не верю в вердикт — не виновен. На дебютном процессе дело тоже сшили белыми нитками. Гособвинение не предъявило доказательств моей вины, но почему-то я стал осуждённым, пусть и условно. По умолчанию в России это расценивается как оправдание. Возможно, и в этом году будет так.
