Дмитрий ЖВАНИЯ
Мы уже привыкли к тому, что на фестивалях европейского кино, показывают много фильмов, которые заставляют нас сострадать иммигрантам из мусульманских стран. Делается это в разных жанрах, не обязательно языком драмы. Есть и комедии. Вспомним, например, итальянские «Уроки шоколада» (2007, режиссёр Клаудио Капеллини).
Алжирский синдром
Иногда создаётся впечатление, что европейцам внушают чувство коллективной вины перед всеми остальными. Даже перед китайцами, которые разъезжаются из своей страны, несмотря на то, что «Китай — самая быстро развивающаяся экономика мира». Конечно, нельзя отрицать то, что европейцы в своё время построили своё богатство на эксплуатации колоний. То, что мальчик из французской рабочей семьи стал дипломированным специалистом с высшим образованием и достойным заработком, заслуга прежде всего его родителей, которые, сантим за сантимом, франк за франком, сумели накопить на обучение сына. Но французский рабочий, назовём его старым добрым именем Жорж, имел, что откладывать благодаря тому, что африканский Сайду и его дети голодали.
«Получение монопольно-высокой прибыли капиталистами одной из многих отраслей промышленности, одной из многих стран и т. п. даёт им экономическую возможность подкупать отдельные прослойки рабочих», — писал Ленин, объясняя, что такое рабочая аристократия в брошюре «Империализм как высшая стадия капитализма». Он ещё скромно написал — «отдельные прослойки рабочих». В своё время европейская буржуазия смогла купить почти всех рабочих Старого континента. «Буржуазии стран метрополии могли гарантировать привилегированное положение для собственного пролетариата, особенно верхних его слоёв, оплачивая это из сверхприбылей, добытых в колониях», — дополнял Ленина его соратник Троцкий в 1939-м (см.: «Живая мысль Карла Маркса»).
Если европейские рабочие откладывали жирок благодаря тому, что европейская буржуазия грабила колонии, то что говорить о самой этой буржуазии! Сколько она добра отложила? Ещё в ХХ веке Франция владела Алжиром, Тунисом, частью Марокко, Сирией, населёнными в основном арабами-мусульманами. Принадлежал ей и Ливан, где мусульмане составляют около 40 процентов населения. Так что французы обязаны мусульманам — это факт.
Однако всё имеет свои границы. В конце концов Алжир и другие французские колонии Северной Африки не добились бы независимости, если бы во Франции за их освобождение не боролась «пятая антиколониальная колонна» — французские левые активисты и даже французские кинематографисты. Обратимся к исследованию Михаила Трофименкова «Кинотеатр военных действий»:
«Слова “антивоенное движение” ассоциируется с чем-то прекраснодушным — девушки втыкают гвоздики в дула винтовок, юноши жгут повестки, — но никак не с трупом в мутной реке. Противоречия между цветами и трупами нет. Противоречиво само понятие “антивоенное движение”: войну проще выиграть, чем остановить. И если ты против войны, то оставить её можно, только ускорив победу того дела, которое считаешь правым.
Французы, “боровшиеся против войны”, кажутся с дистанции времени единомышленниками и участниками единого движения. Отнюдь нет.
Их совокупность можно представить в виде концентрических кругов. Самый широкий круг — те, кто протестовал против войны или только против пыток в позиций абстрактного или христианского гуманизма. Самый узкий — те, кто как Вотье или перебежчик Майо, встали с оружием или камерой в руках в ряды ФНО (Фронта национального освобождения Алжира — прим. SN). Ощутимо шире круг тех, кто помогал подполью ФНО, то есть тоже “изменил родине”, в метрополии. <…>
Нельзя говорить даже о политической доктрине или философии, которой бы руководствовались волонтёры ФНО. Для кого-то, конечно, подпольная работа была одним из сражений мировой революции или продолжением войны с нацизмом. Но большая часть волонтёров вступила в войну против своей родины исключительно из морального чувства. Это был экзистенциальный выбор в ситуации несправедливой, кромешной войны, которую ведёт твоя страна. <…>
Личный выбор объединял одиночек, диссидентов, еретиков от политики, религии и искусства. Сами о том не догадываясь, они создавали мощную силу, которую назовут “новой левой”».
Манифест 121 (6 сентября 1960), призыв к неповиновению властям и свободе Алжира, подписали, помимо прочих, такие известные интеллектуалы и арт-деятели, как Артюр Адамов, Морис Бланшо, Симона де Бовуар, Андре Бретон, Пьер Булез, Мишель Бютор, Веркор (Жан Марсель Брюллер), Шарль Вильдрак, Ги Дебор, Маргерит Дюрас, Альбер Кюни, Клод Ланцман, Ален Роб-Грийе, Франсуаза Саган, Жан-Пот Сартр, Симона Синьоре, Клод Сотэ, Терзиеф, Франсуа Трюффо, Тристан Тцара…
Михаил Трофименков упоминает Рене Вотье. Это — самый цензурированный режиссер Франции. Элита запрещала и бойкотировала многие его фильмы. Он даже отсидел год в тюрьме за свой фильм «Африка 50»: вместо заказного фильма о развитии образования в Береге Слоновой Кости он снял документальное кино о репрессиях и нищете.
«Фильм “Одна нация Алжир” (1954) утрачен. На основе материалов из библиотеки Сорбонны Вотье реконструировал завоевание Алжира (1830) как разрушение изобильной и просвещённой страны, почти геноцид: солдаты душили дымом укрывшихся в пещерах арабов, как в газовых камерах. Разыскал брошюры, сулившие солдатам прогулку в страну, где лентяи-мужчины целыми днями курят кальян и не окажут сопротивления, а женщины только и ждут, чтобы их изнасиловали. Вотье повторил эти свидетельства в фильме “И мая кровь уже октябрь осеменила” (1987). Естественно, когда Алжир восстал, Вотье устремился туда», — рассказывает Трофименков в статье «Алжирский синдром». Наиболее популярной картиной Вотье стала «В 20 лет в Оресе» (1972), в которой показана жестокость французских военных во время войны в Алжире.
Мусульманский синдром
Однако алжирский синдром во Франции приобретает новые проявления. По данным опроса, проведённого летом 2014 года институтом Ipsos MORI, 8 процентов жителей Франции считают себя мусульманами. Получается, что во Франции проживает всего 2,8 миллиона мусульман? «На самом деле с точными цифрами всё несколько сложнее. Французские законы запрещают проводить перепись населения по его вероисповеданию, что затрудняет получение точных данных», — объясняет газета Le Monde. Министерство внутренних дел Франции заявляет, что из 60 миллионов граждан республики мусульмане составляют от четырёх до пяти миллионов. По другим данным, которые появляются в СМИ, их от 6-8 миллионов.
Так или иначе, это первая по темпам роста религиозная община Франции. Интересный факт: по переписи 1906 года на мусульман приходилось 10% населения или 3,9 миллиона человек из 39 миллионов. Это объясняется включением в перепись Алжира, который в тот момент был французской колонией. А сейчас без Алжира по самым средним подсчётам во Франции столько же приверженцев ислама. «Как бы то ни было, в процессе просматривается очевидная динамика: число мусульман в стране за последние 30 лет возросло, тогда как католиков наоборот стало меньше», — признают авторы статьи в Le Monde Александр Пушар и Самюэль Лоран, которые как раз доказывают, что во Франции меньше последователей пророка Мухаммеда, чем принято считать.
Наблюдается такая тенденция, как обращение в ислам «коренных французов». В 2012-м консультант Министерства внутренних дел по религиозным вопросам Бернар Годар заявил, что ежегодно во Франции происходит до четырёх тысяч таких обращений. Всего, по его данным, во Франции примерно 100 тысяч выходцев из христианских семей приняли «религию пророка».
Растёт во Франции и число мечетей. По данным главы Совета мусульман Франции Далиля Абу Бакра, на начало 2015 года во Франции действовало 2200 мечетей. Он считает, что их числа недостаточно для семи миллионов (он называет это число) приверженцев ислама во Франции.
Нередко между светским государством и французской мусульманской общиной вспыхивают конфликты. До и после принятия закона о светском характере общества 15 марта 2004 года Францию сотрясали манифестации мусульман, а главное — мусульманок, которые отказывались снимать хиджаб в учебных заведениях. Десятки тысяч человек шли под лозунгами: «Хиджаб и паранджа — мой выбор!», «Ширак (президент Франции с 1995 по 2007 — прим. SN), ты не сорвешь с меня чадру!» Одновременные акции протеста были проведены во многих странах Европы и мира. С предостережениями в адрес Франции выступили представители зарубежных мусульманских организаций.
Но Жак Ширак, по мнению которого секуляризация «является ключевым элементом социального взаимодействия и единства нации», не поддался на шантаж. С 2004 года в светские французские школы нельзя ходить с большими крестами, в хиджабах, чалмах, еврейских кипах или сикхских тюрбанах. Кто с этим не согласен, пусть посещает религиозные школы. Судя по опросам общественного мнения, закон о секуляризации поддержали две трети населения Франции.
Синдром любви и милосердия
Обо всём об этом нельзя было не рассказать перед тем, как разобрать совершенно неожиданный для современной Франции фильм режиссёра Чейен Каррон «Апостол» (2015), показанный на Неделе французского кино, организованной в киноцентре «Родина» Французским институтом в Санкт-Петербурге. Чайенн Каррон, эта симпатичная молодая женщина, бросила вызов политической корректности. Её картина — это рассказ об обращении в христианство мусульманина Акима (Фейсал Сафи), призванного стать имамом, как и его родной дядя.
Кто-то скажет — случай, а кто-то — промысел Божий: мама (Нора Криф) послала Акима в магазин за маслом. Он поехал на велосипеде. Когда он возвращался обратно, его сбил какой-то несдержанный водитель. Свидетелем ДТП стал молодой французский автослесарь, весёлый простой паренёк, который дал в полиции показания в пользу Акима, а заодно пообещал починить его велосипед. Так завязываются приятельские отношения между двумя молодыми людьми, которые принадлежат к разным культурам, но говорят на одном языке. Румынский философ Эмиль Чоран всё же ошибался, когда утверждал, что «человек живёт не в стране, он живёт внутри языка; Родина — это язык и ничего больше».
Аким и его старший брат Юсеф (Брахим Текфа) прилежно посещают проповеди, которые имам, их родной дядя, ведёт на французском языке. Молодые мусульмане, среди которых есть новообращённые «коренные французы», обсуждают самые разные вопросы: многожёнство; что делать, если час намаза (молитвы) застал тебя прямо на улице; нужно ли добиваться от властей строительства новых мечетей… Дядя Акима и Юсефа — спокойный мужчина средних лет. Он доказывает своей пастве, что им необходимо понять французов, а именно причины, которые заставляют их настороженно относиться к мусульманам. На Акима он возлагает большие надежды. Он даже хочет его отправить в хадж. Ведь каждый правоверный мусульманин должен побывать в Мекке.
Что касается родителей Юсефа и Акима, а ни приехали из Алжира, то нельзя сказать, что они очень религиозны. Ислам для них — просто религия предков, её надо почитать, но не более. Так, отец парней Абделлах увлекается авангардным искусством. Сыновья даже разыгрывают его, выдавая какие-то дизайнерские решения известной сети по продаже одежды за творения Пабло Пикассо.
Тем временем автослесарь приглашает своего новоиспечённого друга на крестины своей дочери. Юсеф против того, чтобы брат шёл на «праздник неверных». Но Аким идёт. Тем более ни мать, ни младшая сестра (Сара Захер) не видят в его желании откликнуться на приглашение нового приятеля ничего предосудительного. Впервые Аким оказывается в христианском храме и впервые видит обряд крещения. И этот обряд очаровывает его. У него даже перехватывает дыхание. Начинается постепенный, но быстрый процесс отхода Акима от ислама.
Он обращается за советом к автослесарю, но тот ничего не может сказать, для него крестины дочери — тоже дань традиции, и отсылает Акима к кюре, который крестил его дочь. Тот весьма любезно встречает Акима, но вовсе не призывает его скорей порвать с мусульманской общиной и стать христианином. Решение должно быть сделано самим Акимом. Без всякого давление со стороны.
Незадолго до этого сосед-наркоман задушил сестру кюре. Но священник не стал переезжать. Он остался жить рядом с родителями убийцы его сестры, не переставая общаться с ними. Это производит на Акима большое впечатление. «Это милосердие, у них так принято» — такое объяснение поступка священника получает Аким от своего отца.
Аким узнаёт, что в их районе живёт парень из Марокко, который принял христианство, за что подвергается издевательствам и избиениям со стороны ярых «последователей пророка». Аким знакомится в марокканцем. Тот его сводит с целым кружком новообращённых христиан — парней и девушек. Они втайне от родных встречаются в парке, чем-то напоминая первохристиан.
Семья, а главное — довольно жёстко настроенный брат, чуют, что с Акимом происходит что-то не ладное, дядя имам — тоже. В итоге Аким не выдерживает и признаётся, что стал христианином. Скандал! Дело доходит до драки между братьями… Аким уходит из дома, живёт на съёмной квартире, где его навещают «братья-мусульмане» и избивают его до полусмерти. Юсеф требует от Акима, чтобы тот сказал, кто это сделал: «Я отомщу!» Но Аким молчит. Чтобы утвердиться в новой вере, он должен пройти через страдания.
В результате всё идёт на лад. Аким живёт отдельно, вместо него имамом становится его брат Юсеф. В конце фильма, как и в самом его начале, браться молятся вместе. Только в этот раз Аким читает «Отче наш», а Юсеф — «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк».
Что привлекло Акима в христианстве? Он говорит, что идея любви и милосердия для всех, а не только для своих, как в исламе. В его сознании производит переворот непостижимость христианских догматов. В исламе всё рационально. А как умом понять догмат троицы? Бог с помощью Духа Святого родил Христа, которым он пожертвовал во искупление грехов человечества, но и Христос, который отдал себя на заклание, не только Сын Божий, но Бог, от которого он родился… Отец и сын в одном лице… И не надо забывать ещё и о Святом Духе. И все они одно суть… Это не понять. В это надо просто верить.
Откровенно говоря, богословские мотивы, которые вводит Чейен Каррон (она не только режиссёр, но и сценарист), несколько примитивны. Ислам, по её представлению, — это религия, где на первом месте — наказание за грехи, а христианство — это исключительно любовь, милосердие, жертвенность и смирение. Ислам не так прост, как кажется француженке. Но чтобы понять её настроение, нужно знать контекст, в котором она снимала своё кино. А история, рассказанная ею, имеет прототипов в реальности.
Фильм «Апостол» идёт вразрез с современными французскими трендами. Наверное, поэтому его на родине встретили неоднозначно. Чтобы понять это, достаточно зайти на французские кинофорумы. «Волнующий, справедливый фильм, который затрагивает проблему, о которой редко упоминают в средствах информации. Он снят с большим уважением ко взглядам главных действующих лиц, христиан и мусульман, к их сомнениям и их уверенности. Фильм заслуживает, чтобы быть вознагражденным за его мужество и его универсальное послание», — пишет один.
«Фильм Апостол заслуживает похвалы? Конечно, можем отметить мужество постановщицы в выборе интересной темы и простить ей много дефектов, связанных с очень слабым бюджетом этого фильма (всего 300 000 евро — прим. SN). Но постановщица не на высоте выбранной темы. Фильм очень тягостно смотреть, а от нестабильности камеры тошнит. Фильм с трудом внушает доверие. В основе его — анекдот, который она прожила в своем детстве в Дроме: священник, чья сестра была убита молодым марокканцем, желал остаться в деревне, чтобы помогать родителям убийцы жить. Евангелический выбор священника в деревне, где все знают друг друга, не означает больше ничего, если его перенести в один из округов Парижа», — отвечает другой. Перечисляя далее ошибки, допущенные Каррон в передаче религиозных обрядов не только мусульман, но и католиков, автор этого поста делает вывод, что её фильм «мы можем оценить как комедию, если согласимся скорее посмеяться над простодушием режиссёра и над его вульгарностью скорее, чем огорчиться». Этот человек предлагает Каррон предложить более умелым режиссёрам «красивую тему своего фильма для римейка».
«Фильм противопоставил нетерпимость мусульманина мудрости христианина. Всё далеко не карикатурно в этом рассказе, который, если иногда и отдаёт дилетантством, имеет также акценты правды — именно в бурных сценах семейных дебатов. Однако во времена противостояния между умеренным и радикальным исламом, в выборе такой темы,нет ничего невинного. Экстремистские католические общины уже взяли на себя стимулирование этого “Апостола”» — отмечает некая Матильда Блоттиере.
Отметим, что фильм «Апостол» получил премию Capax Dei на фестивале в Ватикане в 2014-м. Так или иначе, фильм Каррон не только идёт против трендов политической корректности, но и обозначает новый тренд — это первый, пусть не очень мощный, ответ современной христианской Европы на мусульманское наступление.
Читайте также:
Дмитрий ЖВАНИЯ. Французский «гошизм»: бессмысленный и жалкий
Дмитрий Жвания. Новое французское кино: в прицеле — семья
Дмитрий ЖВАНИЯ. Сильный дух женского демонизма
Дмитрий ЖВАНИЯ. Новое итальянское кино: смех над собственной инфантильностью
Дмитрий ЖВАНИЯ. «Сталкер»: мужчина за гранью нервного срыва
Дмитрий ЖВАНИЯ. Безнадёжное польское кино
Дмитрий ЖВАНИЯ. Фёдор Бондарчук показал ангелов огня
Дмитрий ЖВАНИЯ. Война на продажу
Дмитрий ЖВАНИЯ. Фестиваль кино о смерти
Дмитрий ЖВАНИЯ. «Что-то в воздухе» для левых хипстеров
Дмитрий ЖВАНИЯ. Троцкистская «мысля» грузинской «Моей бабушки»
Дмитрий ЖВАНИЯ. В темноте лжи о львовском холокосте
Дмитрий ЖВАНИЯ. До слёз сжатые кулаки
Дмитрий ЖВАНИЯ. Женщины – вечная тема итальянского кино
Дмитрий ЖВАНИЯ. Проза о китайской иммиграции в Италию
Дмитрий ЖВАНИЯ. Антисемиты ошибаются: миром правят не евреи, а женщины
Дмитрий ЖВАНИЯ. Пьер Паоло ПАЗОЛИНИ: «Буржуа, что бы он ни делал, всегда неправ»
