Продолжение исследования Владимира БУЛАТА «Идеология»
1.3. Классический либерализм. Шарль Луи Монтескье. 1710-е
Классический либерализм зародился именно на континенте — во Франции. Нетрудно догадаться — почему. Франция 1710-х годов (эпоха Регентства) пожинала плоды «великого века» Людовика, который, перефразируя Исаака Дойчера, высказавшегося о Сталине, принял страну анархической, но успешной, а оставил, создав устойчивую бюрократическую систему управления, которая, однако, не сумела решить многих внутриполитических и внешних вопросов, особенно на фоне усиления Англии.
Кризисные явления во французской системе управления продолжали нарастать, поскольку все первые министры при дворе мало интересовавшегося политикой, но долго процарствовавшего Людовика XV были один хуже другого, а самооздоровиться система, в отсутствие общественного контроля, не могла (в Англии аналогичное политическое долголетие неспособного по причине психического расстройства короля Георга III, наоборот, способствовало расцвету парламентской системы, созданию механизмов гласного обсуждения и решения возникающих проблем, благодаря чему следующая революция — горькое лекарство, призванное вылечить социальные недуги — случилась не в Англии, а во Франции, хотя в Англии в конце XVIII века также хватало народных бунтов).
В основу либеральных теорий положен антирелигиозный принцип гуманизма и антропоцентризма, популяризированный ещё в эпоху Возрождения.
Поскольку складывавшаяся при Людовике XIV система управления делала ставку на концентрацию власти, французские либералы во главе с Шарлем Луи Монтескье (опиравшимся на идеи Джона Локка) выдвинули прямо противоположную доктрину разделения властей. Задолго до Локка аналогичные соображения высказывал в XIV веке Марсилий Падуанский, который, в свою очередь, опирался на политическую практику Древнеримской Республики и Спарты. Впоследствии — в начале ХХ века — советская политическая система выступит против разделения властей, как «буржуазного лицемерия», а тоталитарные правые режимы Европы выхолостят её в рамках политики укрепления государства.
Собственно, зачем нужно разделение властей? Почему садовник, чей сад обнесли грабители, не может единолично изловить их, судить и привести приговор в исполнение? Если бы общество было единым организмом, на чём настаивают многие политические концепции, как левого, так и правого толка, а также все теории культурно-исторических типов (Освальд Шпенглер, Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Лев Гумилёв), концентрация власти, например, в «семейном мире» общества патриархально-абсолютистской монархии, была бы естественной.
Но общество — совокупность множества людей с разными, подчас противоположными интересами и ценностями. Социальная органика, если и встречается, то в каких-нибудь полудиких племенах в джунглях. А в реальности имеем совершенно другое: армянский прокурор, преследующий избивших азербайджанца армян, будет сочтён армянским обществом предателем, а азербайджанским обществом — объективным расследователем; верующему полицейскому очень хочется отпустить задержанного за разгром «непристойной выставки»; советский историк, пишущий книгу о Гражданской войне, будет живописать зверства белого террора, но ограничится общим замечанием о «вынужденности» террора красного; олигарх сочтёт кражу денежных средств со своего счёта в банке хакерами безусловным преступлением, предусмотренным любым (даже советским) Уголовным кодексом, но попробуйте убедить его в том, что банкротство компании грабит её работников и вкладчиков.
Если бы общество было единым организмом, на чём настаивают многие политические концепции, как левого, так и правого толка, а также все теории культурно-исторических типов, концентрация власти, например, в «семейном мире» общества патриархально-абсолютистской монархии, была бы естественной.
Общество состоит из отдельных людей, которые вступают в сложные горизонтальные отношения, оно — не армия и не красивая феодальная лестница — этот вывод либералов неминуемо приводил их к требованию создания системы сдержек и противовесов.
Шарль Луи Монтескье также сформулировал принцип: «Свобода есть право делать всё, что дозволено законами». Несмотря на известное недоверие к руководствующемуся своими интересами отдельному человеку, в основу либеральных теорий положен антирелигиозный принцип гуманизма и антропоцентризма, популяризированный ещё в эпоху Возрождения (и хотя верующие, правда, далеко не все, присваивают гуманизм исключительно своим религиям, следует помнить, что его появление относится ещё ко временам классической античной философии, Сократ с Аристотелем не были христианами/мусульманами, а, наоборот, христианство, иудаизм и ислам испытали мощное влияние аристотелизма). С тех пор любая антилиберальная риторика, будь то клерикальная, националистическая, фашистская или коммунистическая, неизбежно должна строиться на ревизии антропоцентризма, отрицании человека в качестве центра мира и замены его богами, нациями, классами, вождями и т.д.
Однако большинство критиков либерализма почему-то не любят признавать неизбежное — гуманизм давным-давно стал «кандидатским минимумом» любого идеолога, кроме самых маргинальных, и поэтому на свет рождаются странные оксюмороны: «патриотический гуманизм», «религиозный гуманизм», «советский гуманизм», даже расисты считают своим долгом защиту человечности от тьмы выродившихся (с точки зрения чёрного расизма это может быть и белая раса) рас.
Подобно «неработающим» марксистским «законам» развития общества, либеральные принципы также можно заподозрить в абстрактности и неприменимости к большинству общества, что, в свою очередь, толкает либеральных идеологов к элитарной демократии.
Европа середины XVIII века в идейном плане была на удивление либеральным пространством. Просветительский принцип разумного устройства общества разделялся, пожалуй, всеми правительствами, из которых одни проводили более либеральную, другие менее либеральную политику, но, к примеру, ни к кому из династии Романовых, начиная с Петра и Софьи и заканчивая Екатериной II, ярлык «реакционный» не могли приклеить даже раннесоветские пропагандисты. Предполагалось, что постепенно монархи дадут своим подданным конституции, проведут необходимые реформы, станут образцовыми слугами Отечества (в XVIII веке в понятие «Отечество» ещё не вкладывали позднейший националистический смысл, замешанный на поиске врагов-инородцев), а все иррациональные пережитки феодализма уйдут в прошлое, как гладиаторские бои с участием осуждённых преступников и право первой ночи (на этом строится концепция романа-утопии жившего в XVIII — начале XIX века Луи Себастьяна Мерсье «Год 2440»; к примеру, автор считал, что для России переломным периодом станет правление Екатерины II).
Запрет во многих католических странах Европы после 1758 года Ордена Иисуса и его официальный роспуск папством в 1773-м можно считать предвозвестником массовых репрессий против духовенства в ХХ веке (СССР, Мексика, Испания, отчасти кемалистская Турция). Либерализм ассоциировался с масонством — столь же популярным в XVIII-XIX веках мистическим течением, взявшимся примирить религиозные конфессии Европы после кровопролитных религиозных войн (1525-1648 годов). Насколько эта задача была осуществима, можно судить по росту атеистических убеждений, к которым масонство вплоть до ХХ века относилось враждебно, а регулярное масонство и сейчас.
Мы ещё не дожили до программной даты Мерсье (осталось 423 года), но развитие человечества либеральным путём оказалось гораздо сложнее и извилистее, чем это представлялось теоретикам «царством Разума» в аристократических салонах эпохи Регентства и кардинала Флери: в современной академической среде России хватает сторонников возрождения крепостного права, а в современной Швеции протестантский пастор создал в деревне образцовую тоталитарную общину. Подобно «неработающим» марксистским «законам» развития общества, либеральные принципы также можно заподозрить в абстрактности и неприменимости к большинству общества, что, в свою очередь, толкает либеральных идеологов к элитарной демократии, в защиту которой они могут сказать, что все эгалитаристические идеологии — социалистические, националистические и даже фашистские (в рамках последних великой может быть только одна личность) способствуют вымыванию из общества, наряду с герцогами и князьми, талантливых людей.
Продолжение следует
