Посвящается героям Первой мировой войны
Татьяна ТАЙМАНОВА, доктор филологических наук
Статья «Шарль ПЕГИ». Часть 3.
Журнал Шарля Пеги «Двухнедельные тетради» чутко реагировал на изменение политической и общественной ситуации в стране. Так, начиная с 1905 года над Францией всё больше нависает угроза новой войны с Германией. Нужно сказать, что такой вопрос, как отношение к ней был для французов на рубеже XIX–XX веков вопросом кардинальным и очень болезненным, повлекшим за собой расслоение среди интеллигенции, своего рода духовную гражданскую войну.
Чем была для французов и Франции той поры, конца XIX, а затем и начала XX века, Германия? Родиной Гёте, Бетховена, Гегеля, страной великой духовной культуры или кулаком Бисмарка, «занесённым над нашей юностью»? [52] Чем была она для Пеги? Прежде чем обвинить Пеги в национализме и реваншизме или же спорить с теми, кто его обвинял в столь тяжких грехах, стоит, наверное, остановиться подробнее на отношениях, сложившихся между Францией и Германией после поражения Франции в 1871 году.
Итак, франко-прусская война закончилась поражением Франции, но конфликт на этом не исчерпался и напряжённость не спала. «Со времён моего детства не было, пожалуй, двух лет без военной угрозы со стороны Германии», [53] — писал Ромен Роллан в письме к Софье Бертолини от 6 ноября 1908 года. Эта угроза оказала настолько серьёзное влияние на французскую культуру, и в частности литературу, что, наверное, в ней можно было бы выделить немецкую тему, аналогично соответствующей теме в советской военной и послевоенной литературе. Вспомним хотя бы творчество Гюго, Золя, Мопассана.
Естественно, что в период нагнетания напряжённости между двумя странами, в период усиления во Франции националистической пропаганды, достигших своего апогея в 1905 году, когда последовал так называемый танжерский кризис, творчество Пеги, как, впрочем, и других его современников, которым была небезразлична судьба Франции, не может быть рассмотрено вне проблемы войны с Германией, войны прошедшей и, вероятно, будущей, и тесно связанной с этим проблемы взаимоотношений французской и немецкой культур.
Быть или не быть войне? Какую роль должно сыграть искусство в сближении двух стран и в предотвращении возможной войны? Как должно относиться к Германии и что такое патриотизм? Вот основные вопросы, мучившие французскую интеллигенцию. Именно эти вопросы приведут к её расколу, расколу необратимому, разверзшемуся как пропасть и фактически приведшему в середине 90-х годов к началу дела Дрейфуса. Однако до 1905 года вопрос ещё не стоял так остро. В 1891–1893 годах образовался франко-русский союз, и это, казалось, отодвинуло германскую угрозу.
[pullquote]Пеги всегда рассматривал Францию как интеллектуальный, духовный центр мира, несущий освобождение другим народам. Угроза Франции для него всегда означала угрозу идеям свободы, республики и революции, как он их понимал. [/pullquote]
Даниель Галеви писал: «Вспоминается этот далёкий год (1892. — Т. Т.) с его блестящими перспективами и обещаниями. Он завершил 20 лет тягостной изоляции, которая последовала за 1871 годом. Союз с Россией, наконец-то заключённый, избавил от немецкой угрозы, и Франция, успокоенная, окрепшая, снова стала верить и надеяться». [54]
Быть может, оценка Галеви тех лет была слишком оптимистической. Безусловно, наметившийся раскол уже разделил французскую интеллигенцию на так называемых реваншистов, националистов, для которых Германия — это только военная угроза, и тех, для кого Германия — страна великой духовной культуры, страна Шопенгауэра, Вагнера и Ницше, тех, кто считал, что искусство должно победить вражду между двумя великими культурами.
Однако борьба ещё шла на уровне литературных дебатов, и интеллигенция, несмотря на интерес к политике, главную роль в решении всех сложных вопросов отводила искусству и творческой миссии. Проведенный в 1895 году одновременно двумя журналами «Меркюр де Франс» (Франция) и «Нойе Дойче Рундшау» (Германия) опрос показал в целом положительное отношение французской интеллигенции к установлению более тесных культурных связей между Францией и Германией.
Тем не менее как в политике (Дерулед и его Лига патриотов), так и в литературе (Морис Баррес и его националистическая доктрина «Земля и мёртвые») националистические и реваншистские тенденции становятся всё популярнее. В ответ на это французы, находившиеся «по другую сторону баррикады», во главе с Жаном Жоресом яростно выступали против реваншизма и крайнего национализма во всех их проявлениях. В 1899 году Жорес писал: «Все французы с гордостью желают Франции великой роли в мире. Однако она обретёт её не в военных авантюрах, а подавая народам пример и знак справедливости». [55] Позже к Жоресу присоединится Анатоль Франс, предупреждавший об опасности национализма.
Какова же в этот критический для Франции период позиция Пеги? Пытаясь разобраться в этом вопросе, следует вновь обратиться к его биографии, к детству. И дело даже не только или не столько в том, что он сын француза, погубленного немцами, сколько в его так называемой «малой родине».
Франция не могла смириться с поражением. Ещё менее был склонен принять его родной город Пеги — Орлеан, давший миру и Франции Жанну д’Арк, которую считают наиболее полным воплощением самой идеи патриотизма. Мы уже говорили о культе Девы из Домреми в Орлеане, о том, что каждый год в начале мая весь город праздновал годовщину освобождения Орлеана. По свидетельству друзей детства Пеги, он с жаром участвовал в этих народных уличных праздниках, которые прежде назывались Мистериями об освобождении Орлеана Жанной д’Арк.
Образ Жанны останется с Пеги на всю жизнь и займёт огромное место в его творчестве, о чём будет сказано ниже. Уже, возможно, в детстве началось отождествление им себя со своей героиней. Детство Пеги приходилось на то время, когда напряжение между Германией и Францией, спавшее на время, было ещё очень сильным. И слишком большим искушением было представлять себе на месте англичан XV века пруссаков 1870 года.
В начальной школе Пеги читал, как и многие юные французы, рассказы о французской истории и мечтал о военной славе. Эти мечты приобрели конкретность и остроту после того, как в его руки попали (очень рано!) книги Гюго и Мишле. Так что в отличие от героев романа Мориса Барреса Пеги не был «беспочвенным». Но его и нельзя однозначно называть реваншистом.
Пеги боролся за идею чистой, героической и свободной Франции, авторитет которой признали бы во всей Европе. Он, как и Жорес, желал Франции «великой роли в мире», но настроен был гораздо более воинственно.
Особенно резкой была реакция Пеги на Танжер. Напомним, что экспансия Франции в Марокко встретила резкий отпор Германии. 31 марта 1905 года Вильгельм II посетил Танжер, где произнёс провокационную речь против Франции, засвидетельствовав агрессивные намерения Германии. Это новое унижение Франции вызвало кризис в стране. Под давлением немецкой дипломатии ушёл в отставку решительно настроенный премьер-министр Теофиль Делькассе. Большая часть французской интеллигенции, прежде не столь воинственная, перешла на сторону националистов. У Жореса всё же остались сторонники. Так, его поддержал Анатоль Франс.
Ответом Пеги на события 1905 года была его знаменитая статья «Наша Родина», появившаяся в октябре того же года. Это блестяще написанное произведение имеет необычную структуру. Вначале Пеги рассказывает о множестве разных событий, явлений в жизни Франции: об отделении церкви от государства, о визите во Францию испанского короля, о домах и улицах Парижа, обо всем, за исключением самого важного, Германии. И только в самом конце, как взрыв, известие о германской угрозе, угрозе реальной и очень близкой: «…в половине двенадцатого я узнал, что за эти два часа наступил новый период в истории и в моей собственной жизни, в истории страны и, конечно, в истории народа». [56]
Новость, о которой Пеги говорит, это не просто новость, это колокол, который бьётся в сердце каждого француза, бьётся в унисон: «Это известие, которое захватывало мало-помалу всех, распространялось не так, как какая-нибудь обычная новость, которая разносится как пыль посредством слов; это было, скорее, какое-то общее прозрение, внутреннее, тайное, глубокое, эхо одного звука; при первом звучании, первой интонации каждый услышал в себе, узнал, как что-то знакомое и своё, этот глубокий резонанс, этот голос, который не был голосом извне, этот голос памяти, погребённой, кто знает, с каких пор и зачем». [57]
Ромен Роллан писал о невероятно сильном эффекте этого произведения Пеги: «Это появление призрака — задержанное, отодвинутое к концу… и даже в самом заключении как бы оставленное в полумраке, ещё более страшное, будучи завуалированным недомолвками, окутанным тайной, начинённое невысказанными угрозами, — производит потрясающий эффект. Увы, такая развязка — лишь поднявшийся занавес над кровавой трагедией, которая разыгрывается в этот июньский день 1905 года в душе французов». [58]
С этого момента Пеги не устаёт бить в набат, все его помыслы направлены на возрождение Франции, на реванш, который должен смыть позор поражения. Если ещё в 1899–1901 годах Пеги говорил о ремесле солдата как о неизбежном, нужном, но грязном, о своей ненависти к милитаризму, если он заявлял о своём намерении дезертировать из армии в случае отправки на войну, то теперь он готов идти сражаться за правое дело.
Некоторые французские исследователи, например Б. Гийон, стремятся показать, что в 1905 году Пеги оставался верным «мистике своей юности», мистическому преклонению перед Родиной, верным идеям, которые он проповедовал и раньше. Верно то, что Пеги всегда рассматривал Францию как интеллектуальный, духовный центр мира, несущий освобождение другим народам. Угроза Франции для него всегда означала угрозу идеям свободы, республики и революции, как он их понимал. Изменились его взгляды на то, как следует понимать защиту этой великой Франции-освободительницы. В годы дрейфусиады величие Франции Пеги видел в отстаивании истины любой ценой, даже в ущерб армии, если армия против справедливости. Теперь любой ценой надо отстаивать Францию.
Пеги требует «военного режима в мирное время» и с яростью нападает на Жореса и на всех его сторонников.
К. Дижон в книге «Немецкий кризис во французской мысли» пишет: «Когда Прессансе отказался поднять вопрос об Эльзасе и Лотарингии, когда Альбер Тома в противовес Андлеру говорит об истинности пацифизма немецких социалистов, когда Жорес сражается бок о бок с Эрве, когда Сеньобос предлагает держать пари, что войны не будет, Пеги приходит в ярость. Его сердце полностью отдано войне, которую он призывает и о которой мечтает». [59]
Именно с 1905 года расходятся пути Шарля Пеги и Романа Роллана, который хоть и понимал неизбежность войны, но не мог согласиться с Пеги ни в отношении к этой войне, ни в отношении к Франции «как к самой избранной из всех современных рас». [60]
Трудно судить или оправдывать Пеги в этом вопросе. Заметим только, что он был искренним и последовательным до конца. Девять лет спустя он пойдёт добровольцем на фронт и погибнет от пули в сентябре 1914 года, спустя два месяца после начала войны.
В сентябре 1908 года Жозеф Лотт (один из самых преданных друзей и сотрудников Пеги, который впоследствии пойдёт по его стопам, учредив собственный журнал «Бюллетень университетских профессоров-католиков»), и один из друзей Пеги по школе святой Варвары приехали в Париж. Пеги был болен гриппом, и они пришли навестить его.
«Я ещё не сказал вам всего, — произнес Пеги через некоторое время после начала беседы. — Я снова стал католиком».
Лотт ответил: «Значит, мы все в одной лодке». [61]
Примечания:
52.Роллан Р. Т. 14. С. 599.
53. Цит. по Балахонов В. Е. Ромен Роллан и его время («Жан Кристоф»). Л., 1968. С. 90.
54. Op. cit. P. 18.
55. Jaurès J. Action socialiste. 1-ére série. Paris, 1899. P. 71.
56. Péguy Ch. Noire Patrie. Paris, 1948. P. 120.
57. lbid. Р. 123-124.
58. Rolland R. Péguy: En 2 volumes. Paris, 1944. T. 1. P. 109.
59. Dijeon С. La crise allemande de la pensée française. Paris, 1959. P. 513. Прсссансс Франсис (1853—1914) — политический лея гель, журналист, сотрудничал в Орор, с 1903 года президент «Лиги прав человека», член французской социалистической партии, сотрудник Юманите. Тома Альбер (1878—1932) — французский историк и политический деятель, Андлер Шарль (1866—1932) — германист, один из авторов «Истории колебаний Генерального штаба», Эрвс Гюстав (1871—1944) — преподаватель лицея, яростный антимилитарист, основатель газеты Гэр сосьаль. Сеньобос Шарль (1854—1942) — профессор Сорбонны, редактор журнала Ла ревю критик де ливр нуво.
60. Цит. по: Балахонов В. Е. Ромен Роллан и его время. С. 112, 124.
61. Цит. по: Guyon В. Péguy. Paris, 1960. P. 132.
Продолжение следует
Читайте также:
Андре МОРУА. Пеги отдал свою кровь чистой — какой её получил
Отец Павел (Карташёв Павел Борисович). Шарль Пеги — певец и защитник Отечества
