Даниил КОЦЮБИНСКИЙ
Наступила осень. И вновь в Госдуме обсуждается бюджет. И вновь мы слышим из уст больших политиков то — или примерно то, — что они уже много раз говорили.
Глава Минфина Алексей Кудрин: «Наша бюджетная политика – обеспечить при любых ценах на нефть выполнение государственных обязательств, всех основных социальных программ».
Первый заместитель руководителя думской фракции «Справедливая Россия» Оксана Дмитриева: «Новый бюджет будет способствовать раскручиванию пирамиды госдолга. Растет инфляция издержек… Подавляется рост промышленности… Подавляется малый бизнес… Проект бюджета не предполагает ощутимого повышения зарплат преподавателям и допускает некоторое сокращение заработков врачей… Государство постепенно снимает с себя ответственность по индексации зарплаты бюджетников… Вы говорите, бюджетники могут подождать… А вот «Роснано» – 25 миллиардов рублей, Чубайс не может подождать?..»
Наступит ли когда-нибудь конец этой большой политической интермедии? Об этом в интервью аналитическому порталу «Новый смысл» рассуждает первый заместитель руководителя думской фракции «Справедливая Россия» Оксана Дмитриева.
Механизм выборов плох, но другого — нет
— Оксана Генриховна, на протяжении десяти с лишним лет все Ваши усилия по реформированию бюджетно-финансовой политики РФ пропадают втуне. И надежд на то, что в обозримом будущем что-то изменится – похоже, никаких. Не является ли всё это тупиком для Вас как политика?
— Ну, то, что не всё удалось реализовать, это не удивительно, поскольку я во власти всегда была в оппозиции – никогда не была в правящей партии. Правда, до начала 2000-х партия власти допускала хоть какую-то свободу для оппозиции, какие-то ее инициативы пропускала к реализации. Причем, пропускала не только чисто содержательно – анонимно, но именно под «лейблом» оппозиционного политика или оппозиционной партии. Сейчас же всё железобетонно: либо все наши предложения отвергаются, либо то немногое, с чем партия власти соглашается, она выдает за свое – неважно, касается ли это того или иного законопроекта или каких-то других политических начинаний.
Теперь, что касается «тупик или не тупик». Вы знаете, можно четко предсказать, что было бы, если бы нас не было. Я имею в виду ту часть профессиональных оппонентов правящей партии, которые последовательно придерживаются одной точки зрения и с которыми власть так или иначе вынуждена считаться. Убеждена, что в этом случае в России не начали бы индексировать пенсии, не постановили бы, что пенсии не могут быть меньше 40 % от средней заработной платы. То есть, не начали бы – пусть в несовершенном виде – решать пенсионные вопросы. То, что это все-таки произошло, — во многом заслуга жесткой и последовательной позиции оппонентов правящей элиты.
В доказательство приведу конкретный пример. Я всегда занималась трудовыми пенсиями и в гораздо меньшей степени – пенсиями военнослужащих. В итоге по этому направлению не было жесткого постоянного оппонирования, не поступало предложений, вариантов поправок, законопроектов и т.д. И сейчас, когда я вплотную занялась проблемой пенсий военнослужащих и начала готовить альтернативный закон, я вижу, что там происходит. Это ужас какой-то!.. И этот ужас – убеждена, – результат того, что общественное внимание к этому вопросу долгое время не было привлечено.
— Что Вы вкладываете в понятие «общественное внимание»? Ведь то, что говорит оппозиция, не становится предметом общественной дискуссии и даже общественного сведения, ибо телевидение полностью подконтрольно власти и строго дозирует информацию о «партии власти» и оппозиции.
-Уверяю Вас, частично это становится предметом общественной дискуссии. Так или иначе, это становится темой политических споров в период выборов – как бы ни был там задействован административный ресурс и не подавлялась открытая дискуссия в СМИ, все равно любые выборы – это дебаты. И так лили иначе, во время выборов противная сторона вынуждена защищаться по тем направлениям, по которым ее критикует оппозиция и которые актуальны для большей части общества.
— Вы всерьез полагаете, что существует реальная угроза того, что избиратель на выборах вдруг массово проголосует не за «Единую Россию», а скажем, за «Справедливую» и что Кремль этого опасается?
— Для власти существует угроза того, что будут выборы…
— Об «угрозе выборов» для партии власти можно говорить только тогда, когда у нее есть шанс оказаться не выбранной на новый срок. Но если тебя все равно выберут, хотя в ходе кампании оппоненты и успели наговорить о тебе много неприятного, — разве это угроза?..
— Я полагаю, что существует угроза того, что власть не перевыберут – определенный процент такой вероятности существует. Конечно, можно изменить любые результаты выборов через фальсификацию, но уровень фальсификации, он тоже сегодня имеет какие-то…
— Почему Вы думаете, что он «имеет какие-то…»? Это Ваше интуитивное прозрение?
— Есть факты! Факты, которые показывают, что в отдельных регионах уровень фальсификации имеет какие-то ограничения. Это не 50%, пусть это и процентов 15. Но это есть!
— За последние десять лет было ли хоть раз, чтобы результаты выборов оказались для партии власти непредсказуемо огорчительными?
— Это было в последний раз в Новосибирской области…
— Но разве там «Единая Россия» потерпела сокрушительный разгром?
— Нет, сокрушительный разгром она, конечно, не потерпела. Но когда я смотрела в Интернете онлайн-подсчет результатов голосования (это очень редко, когда возможно, но вот тогда было), то были моменты, когда по Новосибирской области «Единая Россия» имела голосов меньше, чем КПРФ.
Есть еще пример – город Усть-Илимск, когда наш кандидат на пост мэра – от «Справедливой России» получил 70 %, а его оппонент от «Единой России» – 30%.
— Наверное, есть такие губернии и уезды, где победа партии власти для Кремля не так принципиальна, чем, скажем, в столице и крупнейших мегаполисах. Вы же сами упомянули о фальсификации и сказали, что с ее помощью можно изменить результаты любых выборов. За этим Вашим высказыванием, по сути, стоит неверие в то, что через механизм выборов сегодня в России можно обновить власть. Не так ли?
— Да, механизм выборов – плох, но другого сегодня нет. А обновить власть все-таки можно. Потому что когда перевес на выборах в сторону оппозиции очень большой, то и фальсификации менее эффективны. Вот, когда я шла по одномандатному округу и набирала 54-55 % голосов, а ближайший ко мне соперник – 13-14 %, то можно представить, что в такой ситуации с помощью фальсификаций невозможно было из моих 54 % сделать 10 %, а из его 14 %, например, 25 %. Это уже было бы за рамками той политической культуры, которая на тот момент существовала в городе Санкт-Петербурге…
— Да, но одномандатных выборов больше нет. А по партийным спискам вы всегда оказываетесь позади партии власти. Может быть – если уж исповедовать доктрину «малых дел» – Вам стоит вступить в «Единую Россию», чтобы затем занять крупный чиновничий пост и способствовать перестройке системы изнутри?
— Это исключено. Главным образом потому, что нет ни одного примера эффективной работы в условиях консолидации с «Единой Россией». Как показывает опыт, ресурс влияния на конечный результат какого-либо конкретного начинания у немногочисленных, но заметных политиков в оппозиции гораздо больший, чем у членов «Единой России», являющихся просто маленькими винтиками большой машины.
— То есть, по-вашему, Кудрин не может влиять на какие-то решения?
— Кудрин может. И он определяет финансовую политику страны, и приказывает….
— Но почему бы тогда Вам не поставить себе целью заменить его на этом посту и получить для благих дел такой серьезный политический ресурс?
— Прежде всего, я считаю, что это нереально. Ни мне двигаться в бюрократическую структуру, ни им воспринять меня. Или Вы думаете, что вся бюрократическая структура ищет-ищет и никак не может найти на смену Кудрину такую, как Дмитриева?
Кроме того, если политик, осваивая искусство карьеризма, поднимается по служебной лестнице и достигает положения вице-премьера Кудрина, то он начинает верой и правдой служить тем же идеалам, и не хуже самого Кудрина.
Они нас боятся!..
— Ниша под названием «Справедливая Россия» позволяет вам сохранять все политические идеалы?
— Абсолютно! В рамках «Справедливой России» мы профессионально занимаемся решением социально-политических, экономических вопросов. И нет никаких ограничений.
— А каков результат? Вообще, что бы Вы поставили себе в заслугу за годы работы в законодательной власти?
— Прежде всего, Бюджетный кодекс. Который, правда, потом был превращен в свою полную противоположность… Но на стадии его принятия (1997-98 гг.) это был хороший документ, который я считаю составленным профессионально. Однако после этого в него в течение 10 лет бесконечно вносились поправки, полностью его изменившие – в худшую сторону…
Следующая позиция – это вопросы пенсионные. Постоянная работа в этом направлении все-таки заставила власть повышать пенсии и каким-то образом приближаться к показателю коэффициента замещения в 40 % от средней заработной платы. Причем, хочу обратить ваше внимание, что в то недолгое время, что я была министром труда и социального развития (в правительстве Сергея Кириенко), этот коэффициент равнялся 38 % — к этому уровню он только сейчас стал, наконец, подходить, но еще не подошел…
Далее. Мы сегодня стараемся документировано доносить до власти все наши требования и предложения. И последовательно указывать на промахи власти. Того же г-на Кудрина, год за годом в бюджетной сфере допускающего одни и те же ошибки, которые ему позволяют совершать 315 голосов «Единой России». Но мы собираемся этому противодействовать! И вот, в прошлом году мы представили альтернативный федеральный бюджет – что называется, у нас «все ходы записаны»: Правительство предложило свой бюджет, мы предложили свой. Они сделали свой экономический прогноз, и мы сделали свой. И, вот, год прошел – каковы результаты? Результаты таковы, что наш прогноз практически точен, а их — нет…
— И вы получили моральное удовлетворение. А они все равно продолжили принимать бюджет так, как им заблагорассудится…
— Но в этом году все же «Единая Россия» вынуждена был учесть нашу критику и те показатели и параметры, которые содержались в нашем альтернативном проекте бюджета. Единороссы очень боялись, что мы снова напишем свой документ, и он окажется более точным…
— Они Вам сами сказали, что «очень боялись», или Вам просто хочется думать, что они боятся? Сразу вспомнился Киса Воробьянинов из фильма «12 стульев», который тоже был уверен, что его очень боится отец Федор…
— Нет, существуют определенные индикаторы, которые об этом говорят. Хоть нас и называют маленькой, незначительной партией, «левой ногой» и т.д. Но в этом году в прениях по бюджету главными, к кому обращалась, с кем дискутировала и перед кем оправдывалась за прошлогодний бюджет «Единая Россия», были мы. Более того, на первом заседании, когда мы еще даже не успели выступить, — Кудрин уже все свои заявления и аргументы адресовал нам. «Единая Россия» сам правительственный проект бюджета не изучала, а изучала исключительно мою статью в «Московском комсомольце», где я этот бюджет анализировала. То есть, не бюджет обсуждался, а уже наши возражения на этот бюджет.
А второй момент, который подтверждает небесполезность нашей критики, — то, что экономический прогноз, заложенный в итоге в проект бюджета уже на 2011 год – он, на наш взгляд, уже гораздо более точен. Таких ошибок, как в прошлом году, когда погрешность в расчете расходов и доходов достигала 25 %, в этом бюджете нет. Хотя все равно там, конечно, осталась куча ошибок – в экономической стратегии, экономической политике.
Поэтому я и думаю, что наше стремление доказать, что партия власти делает свою работу непрофессионально, имеет ощутимый эффект. И избиратели начинают понимать: вот это профессионально, а это непрофессионально – ну, так кого вы хотите избирать?..
— Но какова роль избирателя на выборах, происходящих в условиях информационно-политической несвободы?
— И тем не менее! В России 30 % населения с высшим образованием, а у людей более старшего поколения — преимущественно техническое образование. И когда правительство составляет бюджет с погрешностью 25 %, а мы с погрешностью 3 %, я думаю, что любой человек с техническим образованием, вообще-то, масштаб таких ошибок понимает.
— Вы думаете, что эта информация актуальна для большей части общества? Что ТВ доводит ее до электората?
— Я думаю, что для той части электората, которая имеет хоть какое-нибудь техническое образование, она актуальна.
Кроме того, у нашей партии, помимо электронных СМИ, есть еще другие способы донесения информации до людей. Во время выборов есть листовки, многотиражки, обычные газеты и т.д. Но, конечно, сегодня новый значимый способ доведения информации – это Интернет.
— Интернетом в России сегодня активно пользуются, вроде бы, всего 15 % населения…
— Даже если на выборы придут 15 % населения – это уже много, и потом это очень информированная часть населения…
— И все же мне трудно представить, что оппозиционную часть избирателей можно увлечь идеей борьбы с «Единой Россией» и Алексеем Кудриным. Если уж вы боретесь против единороссов, тогда почему не бросаете политический вызов их лидеру и непосредственному начальнику Кудрина — премьер-министру РФ Владимиру Путину? Является ли, одним словом, ваша борьба действительно борьбой или это просто такая специфическая форма политического выживания?
— Я не борюсь с Кудриным как с личностью. Он очень приятный человек. Тут ничего личного. Я вообще никогда не борюсь с личностью, я борюсь с той политикой, которая осуществляется. Я пришла в политику именно как экономист и моя критика действий правительства сосредоточена вокруг вопросов, связанных с экономикой и финансами. За эту часть правительственного курса отвечает Алексей Кудрин.
— Не обидно ли Вам – при Ваших знаниях, опыте и политической харизме — быть вечным оппонентом всесильного министра, а теперь уже и вице-премьера? И не иметь реальной перспективы хоть когда-нибудь занять его место?
— Конечно, обидно — в том плане, что ты видишь, как можно было бы всё сделать совсем по-другому и какого результата страна могла бы добиться, если бы политика была иной. Конечно, в данной ситуации обидно. Но не за себя. Обидно за державу. Потому что такое начальство «пускает» наверх страна. И сама же потом страдает…
— Не пытались ли Вы подумать на тему о том, как изменить ныне существующую систему власти?
— Как я понимаю то, как можно изменить систему, так и действую. Другого пути я не вижу.
Мои ученики, возможно, получат Нобелевскую премию!
— Случались ли у Вас моменты, когда Вы мысленно восклицали в сердцах: «А пропади оно все пропадом, пойду писать книжки и преподавать!..»?
— Нет, не случались. Потому что я все равно пишу книжки! А остальное – вопрос самодисциплины. Что касается науки, то если находить время на обобщения, моя работа в Госдуме – это возможность открыть новые исследовательские направления, поскольку сегодня в экономической науке отсутствует такое направление, как эмпирическая проверка основных экономических гипотез. Так вот постоянная работа внутри государственной власти дает очень много информации и конкретных находок, которые указывают: что же нам следует проверять и определять… Одним словом, мои ученики, может, и получат Нобелевскую премию по экономике!..
— Вы начинали как ученый, исследующий экономику региона. Ваша первая монография так и называлась: «Экономика региона». То, что Вы как политик ушли на надрегиональный уровень, не явилось ли «предательством» Ваших исходных научных интересов?
— Нет, разумеется. Как депутат Госдумы, я как раз уделяла и уделяю огромное внимание такой проблеме, как бюджетный федерализм. От которого ныне, правда, практически ничего не осталось… А вообще, то, чем я занималась на общегосударственном уровне, с точки зрения экономики, на мой взгляд, было даже интереснее, чем моя монография про региональную экономику, региональную диагностику. Когда мы с коллегами занялись проблемой пенсионной реформы, то сделали что-то вроде самого настоящего открытия. Нами была математически доказана сравнительная эффективность распределительной системы по отношению к накопительной – я вообще очень удивлялась, почему это никому в голову не приходило, почему это никто не доказал и не просчитал. То же самое – это проверка целого ряда гипотез по инфляции, по ее связи с государственными расходами, с денежной эмиссией и т.д. Поэтому для меня как для ученого работа в Госдуме оказалась очень плодотворна.
— И все же вернемся еще раз на мгновение в прошлое. Когда-то Вы были просто юным ученым, стремившимся к открытиям и научной славе. Но в какой-то момент решили стать политиком. Значит, возникли соответствующие карьерные мечты?
— Я пошла в политику сугубо как экономист. И сначала у меня была программа (когда я избиралась в 1993 году по списку «Яблока») только экономическая, даже в социальных вопросах я не очень разбиралась… Но и политические убеждения были – то, что делало тогда «Яблоко», его общая демократическая направленность были – и, к слову, остаются — мне близки. Кроме того, тогда представительная власть действительно влияла на политику – на законы, на бюджет. Степень влияния Госдумы 1-2 созывов была несоизмеримо выше, чем сейчас. Законы писались, в основном, в Думе. И мы, хоть и были в оппозиции, влияли на бюджет. Это ведь потом выяснилось, что представительную власть все сильнее стали прессовать…
— Но почему Вы с самого начала не сделали ставку на то, чтобы пробиться в исполнительную власть?
— Что значит «исполнительная власть»?! Она же не просто висит в безвоздушном пространстве, но проводит определенную линию бюрократически-олигархического класса. Мне же присущи совсем другие идеалы — социал-демократические, если в двух словах… А идеология власти это и не социал-демократия, и не либеральная демократия, и вообще не пойми, что… И любая исполнительная власть будет проводить эту линию. Или же ее судьба будет очень недолговечной…
— И все же Вы успели несколько месяцев побыть министром…
— Да, в правительстве Сергея Кириенко… Самое интересно, что со следующим премьером – Евгением Примаковым – я бы с удовольствием работала.
Вообще, я Евгения Максимовича, как немногих людей, боготворю, и когда спрашивали журналисты, а почему Вы не остались в его правительстве, я у него спросила: «Евгений Максимович, вот, мне все время задают этот вопрос, а Вы как бы ответили?» И он ответил: «А я Вас тогда плохо знал…» Потом мы с ним сотрудничали по вопросу о малом бизнесе, когда он еще оставался в Государственной Думе. И когда позднее он возглавил Торгово-промышленную палату, то предложил мне быть председателем комиссии по социальным вопросам… Круг замкнулся! Вообще, я вспоминаю и Геращенко, и Примакова с огромным уважением. Как они выводили страну из кризиса вдвоем – при малых резервах, при низких ценах на нефть, но страну вывели.
— А как Вы оцениваете нынешнего премьера?
— Ну, мы уже с вами об этом говорили… Оценивать лексикон, оценивать жесты, оценивать отношение к собаке… как зовут собаку?
— Кони.
— Да, лабрадор Кони… Как Вы понимаете, я оцениваю не прическу, не лексику, а поступки и политику.
— Я это и имею в виду. Например, как Вы оцениваете политическое высказывание Путина о том, что манифестантов надо «отоваривать дубинками по голове»?
— Я дала свою оценку – я это не поддерживаю! Более, того, я высказалась и о том, как, по моему убеждению, должны вести себя правоохранительные органы.
Мы уплываем, куда надо!..
— На Ваш взгляд, почему так метафизически непрошибаема чиновничья государственность в современной России? И как это можно изменить?
— Только в одном плане: выборы, выборы и еще раз выборы. Необходимо выжимать из этих манипулируемых и несвободных выборов максимум того, что можно… Да, общество сегодня действительно в значительной массе ориентировано на партию власти. Потому что шел активный рост цен на нефть. Основная часть пирога от этого благополучия приходилась на очень узкий круг лиц. И гораздо меньшая – несправедливо меньшая – часть пирога, но все-таки приходилась на народ. И люди обратили внимание на это улучшение жизни, которое, впрочем, никак не было связано с внутренней политикой, а было связано чисто с внешним фактором – лавинообразным ростом цены на нефть. И люди – эти 40 %, которые голосовали за «Единую Россию» – голосовали в реальности за вот это улучшение экономического положения. Другое дело, что СМИ, если бы были свободны, они бы наглядно доказывали, что из этого экономического «пирога» граждане на самом-то деле получили очень малую часть…
— По Вашим ощущением, сколько времени еще просуществует бюрократическая система, в которой мы живем уже 10 лет?
— Ну, до следующих выборов точно просуществует, а там – голосуйте за «Справедливую Россию»! — и все может измениться.
— Это Вы как эксперт прогнозируете или как политик?
— Как политик. На вопросы по перспективам выборов я отвечаю только как политик.
— Свою политическую карьеру Вы всякий раз строили под патронажем старшего политического партнера: поочередно ими были Григорий Явлинский, Владимир Яковлев, Сергей Миронов. На Ваш взгляд, женщина в российской политике действительно не может реализоваться без «гендерного протектората» со стороны мужчин, возглавляющих те или иные структуры? И как Вы оцените эти три опыта взаимодействия с мужчинами –политическими партнерами?
— Что касается первой части вопроса, то не думаю, что гендерный признак играет какую-то роль. Когда я пришла в «Яблоко», я была только экономистом-профессионалом, а политиком – нет. К слову, меня пригласил в «Яблоко» Юрий Болдырев. У меня просто были определенные знания и политические взгляды, близкие к «Яблоку».
Что касается Явлинского – это человек незаурядный, идейный. Во всяком случае, у него был комплекс собственных взглядов. Но был целый ряд моментов – и организационных, и личностных, и объективных, — не позволивших ему реализовать тот шанс, который был у «Яблока» на тот момент: стать основной демократической партией. Но я не буду говорить о том, что было сделано не так и почему это не получилось… Явлинский для меня скорее трагическая фигура… И я могу закрыть глаза на многое, но единственное черное пятно на его репутации, с моей точки зрения, – это поведение его и Сергея Митрохина на последних выборах в Москве и их отношение – его и Митрохина – к Галине Петровне Хованской…
— Но если Вы не расходились с Явлинским идейно, почему все же ушли из «Яблока»?
— Ну, это отдельный разговор!.. Во-первых, я ушла в правительство… Во-вторых, по целому ряду позиций я уже была не согласна – ведь «Яблоко» тогда проголосовало за Налоговый кодекс… И вообще, «Яблоко» тогда было вынуждено гораздо больше идти на компромисс с властью, чем даже нынешняя «Справедливая Россия»… К слову, потом, уже без меня, «Яблоко» ведь голосовало (за исключением некоторых депутатов) за навязанную правительством пенсионную реформу… Но это уже какие-то вещи, о которых я совсем не хочу сейчас говорить… Но при этом «Яблоко» все равно оставалось партией, где было много людей порядочных, и где до сих пор остается, если говорить о петербургском «Яблоке», много людей профессиональных. И более того, многие партии, в том числе «Справедливая Россия», свой основной профессиональный и идеологический потенциал черпает из бывших членов «Яблока».
Теперь что касается Владимира Яковлева. Я до сих пор считаю, что он был эффективным губернатором, который руководил Петербургом в тяжелое время. У него была хорошая команда. О городе он заботился, он не был человеком циничным. Дело свое он знал…
— У вас никакие его действия не вызывали раздражения или возражений? С его именем ведь была связана целая серия политических скандалов (в том числе касающаяся давления администрации на депутатов городского парламента), среди его принципиальных оппонентов в конце 90-х гг. был, к слову, депутат Законодательного собрания СПб Сергей Миронов…
— Может, я не очень хорошо знаю первый период губернаторства Владимира Яковлева. Я с ним стала политически взаимодействовать, когда стала депутатом Думы в 1999 году. Яковлев предложил нам, петербургским депутатам, целый список «заданий», которые мы старались выполнить. И, к слову, Яковлев всегда отдавал должное и подчеркивал, кто именно что для города сделал. Для политика это очень важно. У меня был целый перечень вопросов и объектов по финансированию из федерального бюджета, который необходимо было обеспечить. При этом то, что приходило в город, Владимир Яковлев старался использовать эффективно, и решать проблему комплексно. Например, завершение строительства ЖСК. Яковлев действительно сделал очень многое. Вот эти губернаторские надбавки к зарплатам бюджетников – это он сделал.
— Готовы ли Вы сравнить Владимира Яковлева и нынешнюю главу города – Валентину Матвиенко?
— Ну, это, на мой взгляд, совершенно очевидно — Яковлев был эффективным губернатором, знающим свое дело!
— Т.е., Валентину Ивановну Вы считаете неэффективным и не знающим свое дело губернатором?
— Да, я сказала, то, что я сказала. При этом надо помнить, что ситуация с бюджетом в Петербурге была тогда принципиально иной – и общеэкономическая ситуация была хуже…
— Когда Яковлев в 2003 году оказался вынужден – под давлением Кремля – уйти досрочно, многие считали, что его «преемником» на выборах будете Вы. Обращался ли с этим предложением к Вам сам Яковлев? И даже если нет, почему Вы не приняли участия в губернаторской кампании, хотя Вам это предлагали различные представители общественности?
— Первое – с Яковлевым мы этот вопрос не обсуждали. Второе – по поводу того, кто обращался… Понимаете, ко всему нужно относиться прагматично. Ну, во всяком случае, к выборам – точно… Партия развития предпринимательства, несмотря на то, что я ее возглавляла, получила тогда в городе около 4 %.
— При чем здесь партия? Вы лично были в ту пору одним из самых популярных городских политиков…
— Почему я не пошла? Потому что была на 99 % уверена, что меня не попросту не зарегистрируют. Вы хотите, чтобы я пошла, а меня бы даже не зарегистрировали? Это было бесперспективным! От нашей партии был послан специальный человек «на разведку» — Геннадий Василенко. Так вот даже его не зарегистрировали!..
— Как Вам сегодня работается в команде Сергея Миронова?
— Нормально работается.
— Как Вы политически оцениваете то, что лидер «Справедливой России» заявляет о поддержке лидера «Единой России», с которой ваша партия, как Вы утверждаете, политически борется?
— Да, у Сергея Михайловича определенные личные отношения с премьер-министром, своя история отношений. Миронов – глубоко порядочный человек, он следует принципам человеческой порядочности даже тогда, когда это политически невыгодно… Как я все это оцениваю? Как ту данность, с которой приходится считаться. Я призывала голосовать за «Справедливую Россию», и сейчас призываю голосовать… И всегда говорю: наша партия – это «последний пароход из Крыма»…
— Но куда мы на нем уплываем? Тогда хоть было ясно: в Константинополь. А сейчас? Да и пароход ли это? Больше похоже на баржу…
— Мы уплываем туда, куда надо! По крайней мере, это единственное место, где может функционировать конструктивно настроенная оппозиция.
— И последний вопрос: что Вам приносит наибольшее удовлетворение в Вашей деятельности?
— Когда что-то получается, хоть что-то продвигается. И это бывает — когда я достигаю хоть каких-то результатов, — приятно. Часто? Нет, не часто…
Умная, адекватная женщина, но не уважаю людей, меняющих взгляды. Как только поманили, бросила «Яблоко». И какие бы ни были оправдания, но уйти под Миронова…