Умер Лимонов. Что я почувствовал? Ничего особенного. Умер 77-летний мужчина от тяжёлой болезни. Но всё же надо что-то написать на его тему. Ведь я находился в орбите Лимонова в весьма насыщенное событиями и открытиями время – в середине 90-х. Мы вместе открывали для себя национал-большевизм, пытались скрестить правое с левым, анархизм с фашизмом, тоталитаризм со свободой.
Лимонов старше меня ровно на 25 лет, и в те далёкие годы ему было приблизительно столько же, сколько мне сейчас. И порой, чтобы не унывать, я вспоминаю Лимонова 25-летней давности. У меня ещё многое впереди.
Вначале о хорошем. Конечно, Лимонов был дико харизматичным. Парни и девчонки, особо не раздумывая, исполняли его политические фантазии, а затем шли за это в тюрьмы и лагеря. И не жалели об этом.
Видимо, возвращение в Россию, которая бурлила, открывая для себя прелести капитализма, из спокойной (на тот момент) Франции, взбодрило Лимонова, наполнило его молодой энергией. В середине 90-х он вовсе не напоминал «мужичка за 50». Подтянутый, спортивный, всегда в чёрном. Лимоновские рассказы о прошлом, о тех же 60-х или 70-х, не воспринимались как стариковские воспоминания об одном и том же. Он знакомил с миром, населённым экстравагантными персонажами и культовыми героями 70-х.
Политический активизм, которым он до этого никогда не занимался, поглотил Лимонова целиком. Он ездил по городам с газетой «Лимонка», создавая в разных городах ячейки ныне запрещённой НБП. Для него это было делом жизни, не игрой. О литературе он говорил менее охотно, чем о политике, мечтал стать депутатом Госдумы, но получал на выборах ничтожные проценты. И тем не менее он не сдавался, искал новые способы получить политическое признание.
Лимонов середины 90-х разительно отличался от героя романа «Это я, Эдичка!», этим Лимонов и привлекал. Меня во всяком случае. И дело не в пресловутой сцене с негром. Дело во внутреннем стержне. Реальный Лимонов 90-х – энергичный мужчина, который знает, чего хочет. Эдичка из романа – ничтожество. Жалкая брошенка. Я не сомневаюсь, что Лимонов в «Это я, Эдичка!» описал себя, свои переживания, свои метания, что бы он потом не говорил о необходимости отличать писателя от его героя. Но тем разительней контраст, тем мощнее перевоплощение.
Но больше ничего хорошего о Лимонове я выдавить из себя не в состоянии.
Герой романа «Это я, Эдичка!» – самовлюблённый и эгоистичный оболтус. Именно из-за своего эгоизма он никак не смирится с тем, что его женщина предпочла другого. Вот и реальный Лимонов — эгоист до мозга костей. Политика стала делом его жизни, но именно его жизни. Чужими жизнями он жертвовал с лёгкостью – ребята проводили акции, их сажали в тюрьмы и лагеря, а Лимонов вещал (иногда с телеэкранов) о самой героической и революционной партии.
Реальный Лимонов — эгоист до мозга костей. Политика стала делом его жизни, но именно его жизни.
Когда мы готовили акцию на «Авроре» (мы её провели в мае 1997 года), я понял, Лимонова совершенно не волнует, что будет потом с теми, кто её проведёт. Он предлагал запереться в кубрике, а ещё лучше – в музейном зале, и ждать телевизионщиков. Я отказался от его плана. Мало того, что акция была бы совершенно не зрелищной, так ещё и все участники её получили бы сроки. Это потом нацбольский эпос зацепится за мачты и реи «Авроры», на которые вскарабкались Андрей Гребнев и его товарищи. Мне в этом эпосе отведена скромная роль то ли пиар-менеджера, то ли пресс-секретаря НБП. То, что я с палубы координировал всю акцию и первым встретил ОМОН, совершенно неважно. Главные действующие лица в той первой нацбольской акции прямого действия – те, кто залез на капитанский мостик, на мачты и реи. Да я вообще никто, я просто мимо проходил. Но реализуй я план Лимонова, мог бы стать одним из первых, если не первым, «политическим заключённым» из числа нацболов. Мы получили эффектный репортаж по телевидению, публикации в газетах с красивыми снимками. Но Лимонов хотел получить «политзеков». Но не вышло. И он был недоволен.
После акции на «Авроре» я отошёл от партии Лимонова, именно так – «партии Лимонова», её нельзя назвать национал-большевистской.
Лимонов никогда не был национал-большевиком. В какой-то момент его привлекала эстетика тоталитаризма. Но национал-большевизм – это не солянка из фашизма, нацизма и сталинизма. Это сложная идеология, а Лимонов не любил, когда идеология слишком сложная. Не потому что был дураком. Просто он считал, что идеология – это лишнее. Ещё живя во Франции, он написал компилятивное произведение, похожее на культурологическое эссе – «Дисциплинарный санаторий». Но в этой книге содержится критика западного либерализма, а не идеология. Для него идеологией был он сам – Эдуард Лимонов.
Он всегда хотел «быть в тренде». Когда он понял, что мода на красно-коричневое в политике проходит, он подался в либералы. Его вдохновил первый киевский Майдан. И он провёл кампанию «Пора в НБП!», явно желая воспользоваться тогдашней модой на молодёжное украинское движение «Пора!». Затем был союз его НБП с Гарри Каспаровым, Михаилом Касьяновым, Борисом Немцовым и, прости Господи, с правозащитницей Людмилой Алексеевой и Виктором Шендеровичем. Партия Лимонова была застрельщицей «Маршей несогласных» и «Стратегии 31», словом, сознательно разыгрывала «оранжевый» сценарий в России, идя в авангарде доморощенного либерального движения. А в 2011-м – полный провал. Лимонов мёрз на московской площади Революции, а никто на его призыв не откликнулся. В тот морозный вечер Лимонов, по сути, как политик и кончился.
Лимонов не любил, когда идеология слишком сложная. Не потому что был дураком. Просто он считал, что идеология – это лишнее. Для него идеологией был он сам – Эдуард Лимонов.
Дальше было только брюзжание и брызганье слюной. Человек, который имел претензию называть себя революционером, призывал «раздавить вонючий майдан» в Киеве, когда местная молодёжь подняла настоящее городское восстание. Неважно, кто этим восстанием воспользовался. Понятно, что сволочи. Но отчаянная решительность тех, кто свергал воровской режим Януковича, вызывала восхищение. Это был порыв! Но Лимонов призывал восстание раздавить. Наверное, он просто ревновал. Сам-то он поднять восстание не смог. Не смог сделать реальностью своё стихотворение «Фашисты и анархисты захватили город».
Потом был краткий роман Лимонова с властью, которая вскоре его кинула, как до этого кинули либералы. Это всем известно, и на пересказ биографии Лимонова не хочется тратить время.
В старости из Лимонова начало вылезать всё то, что он подавлял в себе в 90-е. Вся эта его женственность, душа нежного хиппи, истерики в стиле Дженис Джоплин. Но если в молодости женственность в мужчине находит выражение в излишней его эмоциональности, то в старости – в брюзжании. В бабстве. И Лимонов брюзжал, раздавая всем сестрам по серьгам. Вот Захара Прилепина, ревнуя его, конечно же, он раскритиковал за… толстые ляжки… И это была одна из последних в его жизни записей. Ляжки! Толстые! Вот, оказывается, главная беда Захара Прилепина! А ведь когда-то Лимонов давал очень сочные эстетические оценки политическим явлениям. Так, он чётко указал на потешность эстетики путинского режима на примере формы кремлёвского полка.
Я прочёл несколько романов Лимонова, но не все. В какой-то момент надоело. Везде всё время, в каждой книге «Я», «Я», «Я», «Я», «Я», «Я»… И вот теперь об этом «я» будут писать в прошлом времени. «Он был». Наверное, мне надо остановиться. Лимонов мне не ответит. Он был явлением. Был.
