Эрнст ЮНГЕР: «Сопротивление партизана абсолютно»

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Продолжение

Эрнст Юнгер. 29 марта 1895 — 17 февраля 1998
Эрнст Юнгер. 29 марта 1895 — 17 февраля 1998

25

Поблизости от нулевого меридиана, у которого мы всё ещё находимся, у веры нет курса; здесь требуются доказательства. Также можно было бы сказать, конечно, что здесь верят в доказательства. Похоже, возрастает число духов, которые знают, что с технической точки зрения духовная жизнь располагает формами, которые эффективнее, чем военная дисциплина, спортивная тренировка или ритм мира труда. Игнатий знал это, и от этого знания живут также сегодня создатели сект и вожди маленьких кругов, намерения которых трудно оценить, как, чтобы назвать один пример, Гурджиев, во многих отношениях странный кавказец.

Какое оружие нужно дать в руки тем, кто с живостью поднимается из пустоши рационалистических и материалистических систем, но ещё покорены принуждению их диалектики? Их страдание возвещает им о более высоком состоянии. Существуют методы, чтобы укрепить их в этом направлении, и несущественно, что они сначала разучиваются механически. Это подобно упражнениям по оживлению утопленников, в которых тоже сначала нужно натренироваться. Тогда присоединяются дыхание и биение сердца.

Здесь намечается возможность нового ордена.

Как контрреформация в своей сущности соответствовала реформации и укреплялась благодаря ей, так можно предположить и духовное движение, которое ищет схватки с нигилизмом и вступает с ним в бой как отражением в бытии. Как миссионер разговаривает с туземцами на их языке, так рекомендуется поступать также с теми, кто воспитан на научном жаргоне. Здесь, впрочем, будет заметно, что церкви не поспевали за науками.

С другой стороны некоторые из отдельных наук вступают в сферы, в которых разговор об основных вопросах становится возможен.

Опус, например, с заголовком «Маленький катехизис для атеистов» был бы желателен. Если бы такое предприятие было бы выдвинуто сильной духовной властью как внешний форт, то это одновременно воздействовало бы и против многочисленных гностических духов, стремление которых идёт в этом направлении. Многие различия основываются просто на терминологии.

Сильный атеист выглядит всегда радостнее и благоприятнее, чем индифферентная посредственность, причём именно потому, что он беспокоится о мире в целом. Кроме того, в нём нередко можно найти позицию, которая предоставляет место возвышенному; на этом основании атеисты восемнадцатого века были действительно сильными духами и более приятными, чем атеисты века девятнадцатого.

26

Вердикт партизана звучит так: «Здесь и сейчас» — он мужчина свободного и независимого действия. Мы видели, что мы к этому типу можем причислить только крошечную долю массового населения, и всё же именно здесь образуется маленькая элита, способная померяться силами с автоматизмом, в борьбе с которой чистое применение силы потерпит неудачу.

Это старая свобода в одежде времени: сущностная элементарная свобода, которая просыпается в здоровых народах, если тирания партий или чужеземных завоевателей притесняют страну. Она — не только лишь протестующая или эмигрирующая свобода, а свобода, которая хочет принять бой. Это различие, которое воздействует на сферу веры.

Партизан не может позволить себе безразличие, которое характеризует истекшую эпоху подобным образом как нейтралитет маленьких государств или заключение в крепость при политическом правонарушении. Уход в лес ведёт к более трудным решениям. Задание партизана состоит в том, что он должен отколоть массу значащей для будущей эпохи свободы от левиафана. Он приближается к противнику не с голыми понятиями.

Сопротивление партизана абсолютно, он не знает нейтралитета, прощения, заключения в крепость. Он не ожидает, что враг признает его аргументы, не говоря уже о том, что тот поступит благородно. Он также знает, что смертная казнь, что касается его, не отменяется.

Партизан знает новую уединённость, как она влечёт за собой, прежде всего, сатанински возросшую злость — её связь с наукой и сущностью машин, которая вносит в историю хоть и не новый элемент, но всё же новые проявления.

Всё это не может совпадать с безразличием. В таком положении также нельзя ждать церкви или духовных вождей и книг, которые, вероятно, появятся. Однако у такого положения есть преимущество, из вычитанного, прочувствованного и поверенного вывести в твёрдые контуры. Воздействие становится видно уже в различии между обеими мировыми войнами, по крайней мере, в том, что касается немецкой молодёжи.

После 1918 года можно было видеть сильное духовное движение, которое развивало таланты во всех лагерях. Теперь, прежде всего, бросается в глаза молчание, особенно молчание молодёжи, которая видела всё же много странного в её окружениях и убийственном плену. И всё же это молчание весит больше, чем идейное развитие, даже чем произведения искусства. Там видели не только крушение национального государства, видели также и другие вещи. Конечно, соприкосновение с Ничто, особенно с совершенно неприкрашенным Ничто нашего столетия, изображено в целом ряду клинических сообщений. Всё же можно предсказать, что это соприкосновение даст созреть и покажет также и другие плоды.

27

Мы уже довольно часто употребляли здесь образ человека, встречающего самого себя. В действительности важно, что тот, который требует себе трудного, получит точное понятие о самом себе. И именно в этом человек на корабле должен мерилом для себя видеть человека в лесу — это значит: человек цивилизации, человек движения и исторического проявления должен измерять себя по своей покоящейся и вечной сущности, которая представляется в истории и изменяет её. Там находится стремление, желание для тех сильных духов, к которым относит себя партизан. Во время этого процесса отражение вспоминает о прообразе, от которого оно излучается и в котором оно неприкосновенно — или также унаследованное о том, что лежит в основе всей доли наследства.

Эта встреча уединённая, и в этом кроется её волшебство; на ней не присутствует нотариус, священник, высокопоставленный чиновник. Человек суверенен в этой уединённости, при условии, что он осознаёт свой уровень. В этом смысле он — сын отца, господин земли, чудесно созданное творение.

При таких встречах отступает и социальное. Человек снова притягивает к себе силы священника и судьи, как это было в древнейшие времена. Он выходит за пределы абстракций, функций и разделения труда. Он устанавливает связь с целым, с абсолютным, и в этом лежит его сильное ощущение счастья.

Само собой разумеется, что при этой встрече также не присутствует и врач. Что касается здоровья, то прообраз, который каждый несёт в себе, является его неприкосновенным, по ту сторону времени и его опасностей созданным телом, которое излучается в физическое проявление и оказывает воздействие также на излечение. В каждом излечении играют роль творческие силы.

В состоянии совершенного здоровья, которое стало редким, человек владеет также сознанием этой более высокой формы, аура которой его явно освещает. У Гомера мы ещё находим знание такой свежести, которое оживляет его мир. Мы находим тут свободное веселье, связанное с нею, и по мере того, как герои приближаются к богам, они выигрывают в своей неприкосновенности — их тело становится более духовным.

Также сегодня излечение исходит из божественного, и важно, чтобы человек, как минимум, догадываясь об этом, позволил бы этому божественному предписывать ему. Больной, а не врач, — это суверен, — это жертвователь излечения, которое он посылает из своих резиденций, которые неприступны. Он потерян только, если он теряет доступ к этим источникам. Человек в агонии часто подобен ошибающемуся и ищущему. Он найдёт выход, будь этот выход тут или там. Уже видели, как выздоравливают некоторые, которых списали врачи, однако среди этих выздоровевших не видели ни одного, который сдался сам.

Избегать врачей, полагаться на правду тела, однако внимательно прислушиваться также к её голосу, для здорового это наилучший рецепт. Это распространяется также на партизана, который должен подготовиться к ситуациям, в которых любые болезни причисляются к роскоши, кроме смертельных. Такое мнение всегда стоило бы оберегать от этого мира больничных касс, страховых компаний, фармацевтических фабрик и специалистов: сильнее тот, кто может отказаться от всего этого.

Подозрительным и в высшей степени призывающим к осторожности является всё большее влияние, которое начинает оказывать государство на дела здравоохранения, в большинстве случаев под социальными предлогами. К тому же вследствие всё более широкого освобождения врача от требования сохранения лечебной тайны при всех консультациях следует рекомендовать недоверчивость и осторожность. Всё же неизвестно, в какую статистику вас там внесут, и не только в медицинских учреждениях. Все эти лечебные предприятия со служащими врачами с плохим жалованием, за лечением которых наблюдают бюрократы, подозрительны и могут угрожающе измениться всего за одну ночь, не только в случае войны. То, что тогда образцово проведённые картотеки снова смогут предоставить документы, на основании которых людей могут кастрировать, интернировать или ликвидировать, как минимум, не является невозможным.

Огромный приток пациентов, который находят шарлатаны и целители-чудотворцы, объясняется не только излишней доверчивостью масс, но и их недоверием по отношению к официальному здравоохранению, в особенности тому виду, в котором оно автоматизируется. Эти волшебники, как бы неуклюже они ни занимались своим ремеслом, отличаются от официальной медицины в двух важных вещах: во-первых, они рассматривают больного как цельное, и, во-вторых, они представляют излечение как чудо. Как раз это всё еще соответствует здоровому инстинкту, и на этом основываются излечения.

Подобное, естественно, возможно также и в пределах официальной медицины. Каждый, который вылечивает, участвует в чуде, всё равно, получается ли это с помощью его аппаратов и методов или даже вопреки им, и уже многое выиграно, если он осознаёт это. Механизм может быть проломан везде, сделан безвредным или даже полезным, там, где врач проявляется со своей человеческой субстанцией. Это непосредственное обращение затрудняется, конечно, бюрократией. Но, в конечном счёте, всегда получается так, что «на корабле» или даже на галере, на которой мы живём, функциональное всегда снова и снова пробивается людьми, будь это с помощью их добра, их свободы или их мужества к непосредственной ответственности. Врач, который что-то предоставляет больному вопреки инструкциям, придаёт, вероятно, именно этим своим средствам чудодейственную силу. Благодаря этим внезапным появлениям из функций мы живём.

Техник считается с отдельными преимуществами. В большом бухгалтерском учёте это выглядит часто по-другому. Состоит ли настоящая прибыль в мире страховых компаний, прививок, тщательной гигиены, высокого среднего возраста?

Не стоит об этом спорить, так как этот мир строится дальше, и так как идеи, на которых он основывается, ещё не исчерпаны. Корабль продолжит свой путь, даже и через катастрофы. Катастрофы приводят, конечно, к множеству смертей.

Если корабль погибает, аптека тонет вместе с ним. Тогда всё зависит от других вещей, например, от того, может ли человек выдержать несколько часов в ледяной воде. Неоднократно привитый, стерилизованный, приученный к медикаментам, экипаж с высоким средним возрастом в таком случае имеет меньшие перспективы на выживание, чем другой, который всего этого не знает. Минимальная смертность в спокойные времена не является критерием для настоящего здоровья; она может резко, за одну ночь, смениться на свою противоположность. Даже возможно, что она порождает ещё неизвестные эпидемии. Ткань народов становится восприимчивой.

Здесь открывается также вид на одну из больших опасностей нашего времени, перенаселённость, как например, Гастон Бутуль изобразил её в своей книге «Сто миллионов мёртвых». Гигиена сталкивается с задачей ограничить те же самые массы, появление которых она сама и сделала возможным. Однако здесь мы уже выходим за рамки темы ухода в лес. Кто считается с таким уходом, для того не годится воздух теплиц.

Продолжение следует

Предыдущие главы:

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 1-6

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 7-11

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 12-13

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 14-16

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 17-18

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 19-20

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Глава 21

Эрнст Юнгер. Der Waldgang («Уход в лес»). Главы 22-24

Добавить комментарий