Дмитрий ЖВАНИЯ
«Наверняка лет через 15 он стал бы таким же безмозглым упырём», — подумал я, выходя из кинотеатра «Родина» после просмотра польского фильма «Бэби-блюз», в конце которого погибает полугодовалый малыш из-за дурости его 17-летней матери. Точнее, фильм закачивается сценой секса в комнате для свиданий — сыноубийца вновь захотела иметь ребёночка и попросила приятеля, навестившего его в тюрьме, взять её побыстрей.
Вообще фестиваль нового польского кино, который проходит в Петербурге каждый год, создаёт впечатление, что Польша — один из филиалов ада. Картина Каси Росланец «Бэби-блюз» погружает нас в мир провинциального бурлеска, где ядовитыми цветами замараны не только стены парадных, но и губы продавщиц, секретарш, девиц на дискотеке. Оператор Йенс Рамборг снял кино ручной камерой, отчего создаётся ощущение репортажа — репортажа из ада.
В «Бэби-блюзе» никого не жарят на сковороде и не варят в котле с кипятком, да и персонажи не сошли с полотен Босха, не nightmares peoples. Лишь одна сцена напоминает сатанинские пляски — дискотека в костёле, где пульт ди-джея, дергающегося в конвульсиях и трясущего дредами, установлен аккурат под витражом с изображением креста.
Персонажи «Бэби-блюза» — обычные граждане «постсоциалистической» Польши. И это кошмарные люди. Наблюдение за ними вгоняет в тоску, а тоска — адовое чувство. 17-летняя героиня Магдалены Берус — молодая мать Наталья; её мать-шлюха (Магдалена Бочарска) — дама бальзаковского возраста (30 с небольшим); её 50-летняя соседка (Катажина Фигура) — дама с собачкой; администратор модного магазина (Матеуш Косцюкевич); отец ребёнка со скейт-бордом (Никодем Розбицки); его родители; подруга молодой пары — все, как на подбор, моральные уроды. Старшие истрепались настолько, что вообще не испытывают эмоций, а молодежь подгоняет себя «колёсами».
Зачем 17-летняя девица родила ребёнка? Авторы аннотаций к картине далеки от того, чтобы винить католическое законодательство Польши. В конце концов, аборт можно сделать в любой соседней стране ЕС. Они объясняют, что юная Наталья решила родить «потому что ребёнок — это круто, cool», ведь «у всех молодых звёзд, таких как Бритни Спирс или Николь Ричи, есть дети». То есть они наводят нас на мысль, что Наталья — жертва массовой культуры. Может быть, так оно и есть. Наталья действительно хочет стать звездой модного бизнеса. Она таскается с сынишкой по модным магазинам, тратя в них деньги, которые ей даёт мать отца малыша. Она явно завидует молодым продавщицам с накрашенными синей помадой губами — те всё же уже в мире индустрии моды, пусть и на самой низшей его ступени, но лиха беда начало. И вот подруга на дискотеке знакомит Наталью с администратором этого модного магазина. И чтобы получить место среди шмоток, Наталья в подсобном помещении ублажает парня весьма распространённым способом.
Но герой Косцюкевича не знает, что Наталья — юная мать. Наталья хочет пристроить малыша в ясли, но для этого нужен документ с подписью опекуна — матери Натальи, а той не до проблем дочери. Никто не соглашается посидеть с малышом, и Наталья, чтобы не лишиться работы продавщицы в модном магазине, запирает ребёнка в вокзальной камере хранения.
Что стало с мальчиком — объяснять не нужно. Он задохнулся. А для зрителя, во всяком случае — для меня, он был единственным светлым персонажем картины Росланец. Все остальные — безнадёжны. Но разве что в юном отце со временем проснулось что-то типа чувства ответственности. Остальные — бесцветны, несмотря на то, что носят яркие шмотки, будто они скоморохи с ярмарки.
Конечно, можно было бы порассуждать об инфантилизме «поколения-пепси». По всей видимости, Кася Росланец именно на это и рассчитывала, снимая «Бэби-блюз». Да, для Натальи её малыш — это кукла. Но и она сама — кукла, как и все, кто её окружает.
Но я не об этом хотел написать. Я задумался над тем, почему смерть ребёнка на экране, не говоря о реальности, вызывает всегда сильные эмоции? Ведь ребёнок, когда вырастит, станет одним из… взрослых людей. А ведь порой, глядя на представителей рода человеческого, думается: «Лучше бы они вообще не рождались!» Как тут не вспомнить мысли философа Андрей Кузьмина: «Каждый же новый проект человеческого существа — это новая возможность, открытие новой перспективы. Способность общества к принятию этой новизны, к новым открытиям в сфере духа и является проявлением его жизнеспособности. Потенция к новому — показатель общественного здоровья».
Ребёнок — это надежда. А все мы надеждой живём. Ребёнок — воплощение этого иррационального чувства. Он должен жить после нас и обязательно лучше нас. Мы надеемся на это. «Убить живое существо — в конечно счёте это пустяк, но отнять у живого существа надежду…» — замечал Пьер Дриё Ла Рошель. Он даже не дописал этой фразы, понимая, что ни одной слово, будь это «тоска», «отчаяние» и т.д., не выразит состояние человека, лишившегося надежды.
Читайте также:
